Капитализм уничтожит демократию, если мы не вмешаемся.

Вы когда-нибудь задумывались о том, почему политики не такие как прежде, почему нет былой мощи при решении проблемных вопросов? Экономист Янис Варуфакис, бывший Министр финансов Греции, объясняет, что современная политика бессильна, напрочь лишена могущества, а реальная власть сосредоточена у воротил экономики. Он полагает, что олигархи и корпорации подминают под себя политическую сферу, что и явилось причиной финансового кризиса. В этом выступлении мы услышим о его мечте о мире, в котором нет более капитало-трудовых разногласий и где «одновременно можно быть либертарианцем, марксистом и кейнсианцем».

Демократия.

Мы на Западе

глубоко заблуждаемся,
воспринимая её как должное.

Мы воспринимаем демократию

не как деликатнейший из цветов,
коим она является,

а скорее как предмет мебели
в нашем обществе.

Мы склонны думать о ней
как о неизменной данности.

Мы ошибочно полагаем, что капитализм
неизбежно порождает демократию.

Мы заблуждаемся.

Сингапурский Ли Куан Ю
и его китайские последователи

вне всяких сомнений доказали,

что абсолютно реально
совмещать процветающий капитализм,

впечатляющий прирост

со свободным от демократии
политическим строем.

По правде говоря,
демократия изживает себя и в наших краях,

здесь, в Европе.

Немного раньше,
когда я представлял Грецию,

её обновлённое правительство,

в Еврогруппе в качестве министра финансов,

мне прозрачно намекнули,
что демократический процесс в Греции,

то есть наши выборы,

не должны препятствовать

проводимой в Греции
экономической политике.

В тот момент

я осознал, что нет большего
подтверждения правоты Ли Куан Ю,

Коммунистической партии Китая

или тех упрямцев среди моих друзей,
которые продолжают твердить мне,

что демократию запретят, как только она
окажется угрозой существующему порядку.

Сегодня я представлю вашему вниманию

экономическую модель
для подлинной демократии.

Я хочу попросить вас снова поверить в то,

что Ли Куан Ю,

Коммунистическая партия Китая,

а также Еврогруппа

ошибочно предполагают,
что мы обойдёмся без демократии,

и в то, что мы нуждаемся в подлинной,
настоящей демократии.

Потому что без неё

наше общество станет озлобленным,

будущее — безрадостным,

а наши инновационные технологии —
бездарно растраченными.

К слову о растратах,

позвольте мне отметить
один любопытный парадокс,

бомбу замедленного действия
для нашей экономики.

Назовём его «парадоксом двух вершин».

Одна из вершин вам понятна,

вы её знаете и легко узнаёте —

это гора долгов,
которая отбрасывает длинную тень

на США, Европу, да и на весь мир.

Мы все наслышаны о ней.

Но очень немногие
знают о второй вершине.

Это гора свободных денежных средств,

осевших в карманах олигархов и корпораций,

слишком напуганных, чтобы вкладывать их

в производственную деятельность,
что породило бы прирост прибыли,

уничтожив таким образом гору долгов,

и начало бы производить все те вещи,
в которых человечество отчаянно нуждается,

такие как «зелёная» энергия.

Позвольте привести вам две цифры.

За последние три месяца

в США, в Англии и в Еврозоне

совместно было вложено 3,4 трлн долларов

в ресурсы, улучшающие
благосостояние нации,

такие как промышленные заводы,
машинное оборудование,

административные
и образовательные учреждения,

автомобильные и железные дороги
и много всего прочего.

3,4 трлн долларов звучит внушительно,

пока вы не сравните их
с 5,1 трлн долларов,

которые бесцельно вращаются
в тех же странах,

в наших финансовых учреждениях,

не играя никакой роли,

кроме инфляции на фондовых биржах
и надбавки цен на недвижимость.

Итак, гора долгов и гора
незадействованного нала

образуют двугорье, будучи не в состоянии
исключить друг друга

посредством нормального
функционирования рынков.

Как результат — невыплата зарплат,

больше четверти средневозрастного
населения Америки, Японии и Европы

остаются безработными.

И, как следствие, —
низкий совокупный спрос,

который в этом непрерывном круговороте

только усиливает пессимизм инвесторов,

попросту не вкладывающих свои средства
из-за боязни низкого спроса.

Точно как отец Эдипа,

который, опасаясь пророчества оракула,

что его сын вырастет и убьёт его,

неосознанно создаёт все условия

для воплощения пророчества.

Это и есть моё несогласие с капитализмом.

Это полное расточительство,

все эти свободные деньги

должны быть направлены
на улучшение благосостояния нации,

на развития талантов,

а также на финансирование
всех этих новшеств,

«зелёных» технологий,

которые абсолютно необходимы
для сохранения нашей планеты.

Прав ли я, если верю,
что демократия может стать решением?

Полагаю, что да,

но прежде чем продолжить,

что подразумевается под демократией?

Аристотель определял её

как конституцию,
при которой свободные и малоимущие,

будучи в большинстве,
контролируют правителей.

Безусловно, афинская демократия
исключала слишком многих:

женщин, мигрантов и, конечно, невольников.

Но было бы заблуждением

отвергать значимость
этой древнегреческой демократии

на том основании,
что она многих исключала.

Что гораздо более значимо

и продолжает быть заслугой
демократии Древних Афин,

это предоставление прав
малоимущему рабочему классу,

получившему не только право гóлоса,

но, что особенно важно,

право на изъявление
политических суждений,

что позволяло наравне с другими

участвовать в решении вопросов
государственного значения.

Как известно, афинская демократия
долго не продлилась.

Подобно свече, горящей ярко,
но непродолжительно.

И действительно,

наша теперешняя либеральная демократия
родом не из Древних Афин.

Её корни в Великой хартии вольностей,

в Славной революции 1688 года

и в Конституции США.

Тогда как афинская демократия
была нацелена на свободного гражданина

и на расширение прав малоимущих рабочих,

наш демократический строй
основан на традиции Великой Хартии,

которая являлась по сути
привилегией господ.

Либеральная демократия появилась
только тогда, когда стало возможным

полностью разделить политическую
и экономическую сферы,

чтобы сосредоточить демократический
процесс только в политике,

оставив экономическую сферу —

корпоративный мир, если хотите, —

зоной, свободной от демократии.

При современной демократии

это отделение экономики от политики,

едва начавшись,

дало развитие безжалостной,
эпической борьбе между ними,

когда экономическая сфера
подмяла под себя политическую,

полностью завладев её ресурсами.

Знаете ли вы, почему политики
нынче не такие, как прежде?

Это не оттого,
что у них деградировала ДНК.

(Смех)

А оттого, что быть в правительстве
сегодня отнюдь не означает власть,

ведь вся власть переместилась
из политической в экономическую сферу,

и они никак не связаны.

В самом деле,

я говорил о своих
разногласиях с капитализмом.

Если задуматься,

это больше похоже на стаю хищников,

которые столь быстро
поглощают добычу, не заботясь о запасе,

что уже вскоре умирают с голода.

Аналогично,

экономика полностью захватила
и поглотила политическую сферу

и зашла в этом настолько далеко,
что подрывает саму себя,

способствуя экономическому кризису.

Корпоративная власть крепчает,

политические средства обесцениваются,

неравенство растёт,

падает совокупный спрос,

и глáвы корпораций слишком напуганы,
чтобы вкладывать свои деньги.

Чем успешнее капитализм
в исключении народа из народовластия,

тем выше двугорье

и тем чаще списывается в утиль
людской потенциал

и благополучие нации.

Очевидно, если это так,

мы должны заново объединить
политику и экономику,

и это лучше сделать,
когда править будет народ, —

как в Древних Афинах,
но не исключая невольников,

женщин и мигрантов.

Это отнюдь не новаторская идея.

У левых марксистов подобная идея
возникла 100 лет назад,

но хорошим это не кончилось, не так ли?

Урок, который мы уяснили
в результате советского провала,

это что лишь чудо может
водворить рабочий люд у власти,

как это было в Афинах,

избежав при этом жестокости и потерь.

Но вот решение:

исключить малоимущих рабочих.

Капитализм это практикует —

роботы и андроиды заменяют
низкооплачиваемого рабочего.

Но проблема в том,

что пока экономическая
и политическая сферы идут врозь,

автоматизация делает двугорье всё выше,

отходы всё обширнее,

а конфликты в обществе всё глубже,

распространяясь —

и боюсь, скоро —

на такие страны, как Китай.

Нам нужен перенастрой,

нужно воссоздание
политико-экономического тандема,

но будет лучше, если мы
демократизируем воссозданный тандем,

чтобы не оказаться потом во власти
помешанной на слежке автократии,

превращающей «Матрицу»
в документальный фильм.

(Смех)

Суть не в том, переживёт ли капитализм

технологические новшества,
которые он породил.

Вопрос куда интереснее:

перерастёт ли капитализм
в похожую на «Матрицу» антиутопию

или в общество, подобное
«Звёздному пути»,

где всё автоматизировано,

а человечество расходует свои ресурсы
на исследования Вселенной,

предаваясь долгим дискуссиям
о смысле жизни

в какой-нибудь древней,
похожей на Афинскую, хай-тек агоре.

Мне кажется, мы можем
позволить себе быть оптимистами.

Но что это будет,

на что будет похожа

жизнь в утопии а-ля «Звёздный путь»
вместо антиутопии «Матрицы»?

Позвольте мне

привести вам вкратце

пару практических примеров.

На уровне предприятия

представьте себе рынок капиталов,

где вы накапливаете капитал
по мере трудовой деятельности

и где все ваши активы следуют за вами
от одного места работы к другому,

от одной компании к следующей,

и та компания,

в которой вы работаете в какой-то момент,

принадлежит исключительно тем,
кто работает в ней в тот момент.

Тогда вся зарплата
идёт от активов, от прибыли,

а сама суть наёмного труда
изживает себя.

Нет больше разделения
на неработающих в компании владельцев

и работников, не владеющих компанией;

нет больше вражды
между трудом и капиталом;

нет пропасти между
инвестициями и сбережениями,

нет, наконец, того устрашающего двугорья.

С точки зрения мировой
политической экономики,

представьте на мгновение,

что наши национальные валюты
имеют плавающий курс

по отношению к универсальной,
мировой электронной валюте,

выпускаемой Международным
валютным фондом,

Большой двадцаткой

от имени всего человечества.

Пойдём дальше:

вся международная торговля
осуществляется в этой валюте —

назовём её «космос»,

денежная единица «космос» —

и с согласия каждого государства
некий «общий котёл» пополняется

суммой космос-единиц, пропорциональной
торговому дефициту страны

или же её профициту.

Предположим, этот фонд инвестирует
средства в «зелёные» технологии,

особенно в скудно финансируемых
уголках планеты.

Это не новаторская идея.

Это то, что предположил Джон Мейнард Кейнс

в 1944 году
на Бреттон-Вудской конференции.

Загвоздка в том,

что тогда у них не было технологий
для воплощения этого в жизнь.

А теперь есть,

особенно в контексте слияния
политической и экономической сфер.

Тот мир, о котором
я вам сейчас рассказываю,

одновременно либертарианский

в том, что он приоритизирует
наделённых властью индивидуумов,

марксистский,

так как он забросит в анналы истории

разделение капитала и рабочей силы,

и кейнсианский,

в глобальном смысле кейнсианский.

Но прежде всего

это мир, в котором подлинная демократия
будет абсолютна реальна.

Есть ли будущее у этого мира?

Или мы опустимся до уровня
антиутопии, подобной «Матрице»?

Ответом станет политический выбор,
который мы сделаем сообща.

Это наше решение,

и будет лучше,
если мы примем его демократично.

Спасибо.

(Аплодисменты)

Бруно Джуссани: Янис...

Вы описали себя в биографии
как марксиста-либертарианца.

Насколько актуален
анализ Маркса в наши дни?

Янис Варуфакис: Если то, о чём
я говорил сегодня, актуально,

тогда актуален и Маркс.

Ведь суть воссоединения
политической и экономической сфер в том,

что без этого

технологические новшества
способны создать

резкое падение совокупного спроса,

которое Ларри Саммерс
прозвал светским застоем.

Такой распространяющийся
из одной части мира кризис,

как сейчас,

не только пошатнёт
наш демократический строй,

но и общества, которые и вовсе
не жалуют либеральную демократию.

Если мой анализ выдерживает критику,
тогда Маркс абсолютно уместен.

Но равно уместен и Хайек,

поэтому я — марксист-либертарианец,

равно как и Кейнс,

поэтому я в полном замешательстве.

(Смех)

БД: И правда, похоже, и мы тоже.

(Смех)

(Аплодисменты)

ЯВ: Если вы не озадачены,
значит, вы не мыслите, так ведь?

БГ: Высказывание подстать
греческому философу.

ЯВ: Вообще-то это Эйнштейн.

БД: В ходе выступления вы
упомянули Сингапур и Китай,

и вчера вечером за ужином для участников

вы довольно резко высказались
относительно взглядов Запада на Китай.

Вы не могли бы это озвучить?

ЯВ: Речь идёт о неприкрытом лицемерии.

В наших либеральных демократиях
имеется лишь видимость демократии.

Это потому, что мы ограничили её,
как я говорил уже,

политической сферой,

позволяя при этом другой,
действующей сфере —

то есть экономике —

быть полностью свободной от демократии.

В каком-то смысле,

если вы позволите
мне немного дерзости,

Китай сегодня напоминает
Англию в XIX веке.

Помните,

мы привыкли связывать
либерализм с демократией,

а это историческая ошибка.

Либерализм, либералы —
это вроде Джона Стюарта Милла.

А он был настроен крайне скептически
относительно демократического строя.

Всё, что мы наблюдаем сейчас в Китае,
практически идентично тому,

что мы уже видели в Англии
во время Промышленной революции,

особенно при переходе от первой ко второй.

Подвергать жёсткой критике Китай

за то же самое,
что происходило на Западе в XIX веке,

сильно смахивает на лицемерие.

БД: Я уверен, что большинство гостей
сегодня жаждут узнать о вашем опыте

в роли министра финансов Греции
в начале этого года.

ЯВ: Я знал, что не отверчусь.

БД: Верно.

БД: Спустя шесть месяцев,

взглянув назад,
как вы оцéните последние полгода?

ЯВ: Крайне интересное время
для меня лично,

но мне очень досадно,

потому что у нас были все шансы
«перезагрузить» Еврозону.

Не просто Грецию, а Еврозону.

Оказаться от самодовольства

и бесконечного отрицания
допущенной ошибки,

выражающейся в огромной
структурной линии разлома,

проходящей через Еврозону,

ошибки, масштабно угрожающей
самомý существованию Европейского Союза.

У нас были все шансы
на основе программы помощи Греции,

которая, кстати,

явилась первым подтверждением
того сáмого отрицания,

всё исправить.

И, к сожалению,

чиновники Еврозоны,

Еврогруппы,

предпочли в этом не признаваться.

А дальше вы знаете.

Горький опыт СССР.

Если пытаться
из последних сил поддерживать

экономическую систему,
сам замысел которой обречён на провал,

путём политического давления
и авторитаризма,

то можно даже отсрочить её развал,

но когда перемены наступят,

это случится внезапно и трагично.

БД: Какого рода перемены
вы имеете в виду?

ЯВ: Очевидно,

что если мы не изменим
архитектуру Еврозоны,

то последняя обречена.

БД: А вы ошибались,
занимая пост министра финансов Греции?

ЯВ: Ежедневно.

БД: Расскажете?
ЯВ: Любой, обернувшись назад...

(Аплодисменты)

Ну, а если честно,

если какой-нибудь министр финансов
или любой другой чиновник

скажет вам по истечении полугода службы,

особенно в таких напряжённых условиях,

что он никогда не оступался,
он опасен для общества.

Конечно, у меня были промахи.

Сáмой большой ошибкой
было подписание ходатайства

о продлении долгового соглашения

в конце февраля.

Я вообразил себе,

что кредиторы искренне заинтересованы

в поиске компромисса.

Я ошибся.

Просто они задались целью
разгромить наше правительство,

потому как не желали

иметь дело со структурной линией разлома,

пронизывающей страны Еврозоны.

А ещё потому, что не хотели признать,

что в течение пяти лет внедряли
разрушительную для Греции программу.

Мы потеряли треть номинального ВВП.

Это хуже, чем во время
Великой Депрессии.

И ни один

из той тройки кредиторов,
что навязывала эту политику,

не признался, что это была
колоссальная ошибка.

БД: Несмотря на всё это

и несмотря на агрессивный тон дебатов,

вы кажетесь убеждённым сторонником Европы.

ЯВ: Несомненно.

Моя критика в адрес Евросоюза и Еврозоны

исходит от человека,
который живёт и дышит Европой.

Мой самый большой кошмар —
это что Еврозона не выкарабкается.

Потому что если это случится,

центробежные силы,
выпущенные на волю,

будут ужасающими

и несомненно разрушат Евросоюз.

Последствия будут трагичными
не только для Европы,

но и для экономики мира в целом.

Мы, возможно,
самая крупная экономика в мире.

И если мы позволим себе

углубиться в ситуацию,
аналогичную 1930 годам,

что, как мне кажется, сейчас и происходит,

то это пагубно отразится

на будущем не только Европы,
но и всех остальных.

БД: Будем надеяться,
на этот счёт вы заблуждаетесь.

Янис, спасибо, что выступили на TED.

ЯВ: Спасибо.

(Аплодисменты)