Почему отдавать наше состояние было самым радостным из того, что мы делали

В 1993 году Билл и Мелинда Гейтс, помолвленные на тот момент, прогуливались по пляжу в Занзибаре и приняли отважное решение о том, как они вернут заработанное в «Майкрософт» состояние обществу. В беседе с Крисом Андерсоном чета рассказывает о работе в фонде Билла и Мелинды Гейтс, а также о своём браке, детях, неудачах и удовлетворении от того, что они отдают бóльшую часть своего состояния на благотворительность.

Крис Андерсон:
Это необычное интервью.

Как говорится,
«картинка стоит тысячи слов»,

поэтому я попросил Билла и Мелинду

покопаться в своих архивах

и найти несколько фотографий,
которые помогут объяснить

кое-что из того, что они сделали,

и таким образом мы поговорим.

Мы начнём вот с этого.

Мелинда, где и когда это было?

И кто этот симпатичный
молодой человек рядом с тобой?

Мелинда Гейтс:
С огромными очками?

Это в Африке.
Наше первое путешествие,

первое путешествие в Африку для нас обоих,

осенью 1993 года.

Мы уже были обручены.

Мы поженились несколькими месяцами позже.

Это было путешествие,
в которое мы отправились,

чтобы увидеть животных и саванну.

Это было невероятно.
Билл никогда не брал

такой большой перерыв в работе.

Что действительно тронуло нас,
так это люди

и крайняя бедность.

Мы начали задаваться вопросом:

неужели так должно быть?

В конце путешествия

мы отправились в Занзибар

и выделили время,
чтобы прогуляться по пляжу,

что мы часто делали,

пока встречались.

И в то время
мы уже вели беседы о том,

чтобы вернуть обществу средства,
заработанные компанией «Майкрософт».

Именно во время той прогулки по пляжу

мы начали обсуждать,

что и как могли бы сделать.

КА: Отталкиваясь от того,
что это путешествие

привело к созданию

крупнейшего в мире
частного благотворительного фонда,

можно сказать, что этот отпуск
обошёлся весьма недёшево. (Смех)

МГ: Похоже на то.
Нам он очень понравился.

КА: Кто из вас был инициатором
создания фонда?

Или инициатива была обоюдной?

Билл Гейтс:
Я думаю, нас вдохновляло,

что грядёт та фаза нашей жизни,

когда мы будем вместе работать

и решать, как вернуть деньги обществу.

На этом этапе мы думали
о самых бедных людях

и о том, можно ли
значительно повлиять на их жизни.

Было ли что-то,
что не было для них сделано?

Многого мы не знали.

Наша наивность поражает,

когда мы вспоминаем те времена.

Но мы с энтузиазмом смотрели на то,

что придёт та фаза в жизни,

после ухода из «Майкрософт»,

которая станет для нас
фазой благотворительности.

МГ:
Которая, как всегда думал Билл,

придёт где-то после 60 лет.

Однако ему ещё не стукнуло 60,

так что кое-что поменялось по ходу.

КА: Идея родилась,
а потом стала развиваться.

Это был 1993 год, но на деле до 1997 года

благотворительный фонд работать не начал.

МГ: Да, в 1997 году мы прочитали статью

о желудочно-кишечных заболеваниях,
уносящих жизни многих детей в мире.

И мы постоянно говорили себе:

«Так не должно быть.

В США можно просто
купить таблетки в аптеке».

Мы собрали группу учёных

и начали изучать информацию о населении,

о вакцинах,

о том, что работало, а что нет.

И вот тогда-то мы и начали работу —

в конце 1998-1999 годов.

КА: Итак, у вас была куча денег

и мир полный проблем.

Как же вы решили,
на чём сосредоточить внимание?

БГ: Мы решили,
что выберем две проблемы,

хотя в мире их ошеломляющее множество.

Мы остановились на проблеме
детской смертности

и недостатка питания для роста детей

в странах, увязших в проблемах,

возникающих из-за высокого
уровня смертности

из-за того, что люди
заводят слишком много детей,

что приводит к огромному
приросту населения.

Дети там настолько больны,

что не могут получить образование

и поднять свой уровень жизни.

Таков был наш глобальный выбор.

А касательно США...

У нас обоих отличное образование,

и мы понимали, что США

может воплотить в жизнь
своё обещание равных возможностей

путём создания
феноменальной системы образования.

И чем больше мы узнавали,
тем больше понимали,

что на деле это обещание не выполняется.

Так мы выбрали эти две проблемы,

и вся работа фонда

сосредоточена на них.

КА: Я попросил каждого из вас
выбрать фотографию,

иллюстрирующую вашу работу.

Мелинда, вот что ты выбрала.

Расскажи, что это?

МГ: Когда я путешествую,
мне очень нравится

заезжать в сельские районы
и общаться с женщинами,

неважно Бангладеш ли это,
Индия, или страны Африки.

Я иду туда, как
женщина с Запада без имени.

Я не говорю им, кто я.
Одежда цвета хаки.

И я слышу от этих женщин

вновь и вновь:

«Я бы хотела получить этот укол».

Я говорю с ними
о вакцинах для детей,

а они переводят разговор:

«Так как насчёт укола?» —

укол, который они получают, —
Депо-Провера —

контрацептив.

Я возвращаюсь, общаюсь
с мировыми экспертами в области здоровья,

и они говорят мне:

«В развивающихся странах
есть достаточно контрацептивов».

Пришлось поглубже покопаться в отчётах,

и вот с чем пришла ко мне моя команда:

тот контрацептив,

который нужен женщинам Африки

недоступен в течение
более чем 200 дней в году.

Это объясняет, почему
женщины говорили мне:

«Я прошла 10 километров
без ведома мужа,

пришла в клинику,
а там ничего не было».

Презервативов в Африке было достаточно

из-за работы по профилактике СПИДа,
поддерживаемой США

и другими странами.

Но женщины вновь и вновь говорят:

«Я не могу говорить с мужем
о презервативе.

Это будет значить, что либо я думаю,
что у него СПИД, либо СПИД у меня.

Мне нужны контрацептивы,
чтобы был промежуток

между рождением детей,
чтобы я могла прокормить их

и дать образование».

КА: Мелинда, ты католичка,

и тебя постоянно вовлекают в полемику

по вопросам контрацепции и абортов

их сторонники

и противники.

Как ты с этим справляешься?

МГ: Да, я считаю,
это очень важный момент.

Мы отказались от контрацептивов

как мировое сообщество.

Мы знали,
что 210 миллионов женщин

говорили, что им нужен
доступ к контрацептивам,

даже к тем, которые
есть у нас здесь, в США,

но мы не обеспечивали их ими

из-за политических дебатов
в нашей стране.

Для меня такое положение вещей —
преступление.

Я продолжала повсюду искать человека,

который смог бы вынести
этот вопрос на мировую арену,

и, в конечном итоге, поняла,
что сама должна это сделать.

И хоть я и католичка,

я верю в контрацептивы,

так же как и большинство
католических женщин США,

использующих контрацептивы.

Я не могу позволить этим дебатам

быть тем, что тянет нас назад.

Раньше в США было согласие

по вопросу контрацептивов.

Мы вернулись к мировому согласию

и собрали 2,6 миллиарда долларов

именно для решения этой проблемы женщин.

(Аплодисменты)

КА: Билл, ты выбрал график. О чём он?

БГ: Мой график содержит цифры.

(Смех)

Мне он действительно
очень нравится.

Это число детей,

ежегодно умирающих,
не достигнув 5-летнего возраста.

По-настоящему феноменальным

является успех,

о котором известно не многим,

а именно невероятный прогресс
в этом вопросе.

Когда родился я,

в год умирало 20 миллионов детей,

а сейчас это число снизилось
до 6 миллионов.

Эта история

преимущественно о вакцинах.

Оспа уносила жизни
нескольких миллионов детей в год.

Но она была искоренена,
и сейчас показатель смертности равен нулю.

Корь уносила несколько миллионов
жизней в год.

Сейчас это число снижено
до нескольких сотен тысяч.

Это график,

отражающий число,
снижение которого является нашей задачей.

Это возможно

с наукой о вакцинах,

с доставкой вакцин детям.

Мы можем ускорить этот прогресс.

За последние 10 лет

это число понижалось быстрее,

чем когда-либо в истории.

Мне нравится возможность говорить,

что если мы можем
изобрести новые вакцины,

можем доставить их,

использовать последние разработки

и правильно ввести,
то мы можем стать творцами чуда.

КА: Если просто посчитать,

то получится,

что буквально две тысячи детских жизней
спасены каждый день,

по сравнению в предыдущим годом.

Об этом никто не говорит.

Потерпевший крушение самолёт
с более чем 200 людьми на борту —

куда более сенсационная история, чем эта.

Это не сводит вас с ума?

БГ: Да, вокруг этого тишина.

Это же один ребёнок за раз.

98% случаев не имеют никакого отношения

к природным катаклизмам.

А всё же,
людская благотворительность

при таких катастрофах
поражает своей щедростью.

Удивительно, как люди думают:

«А ведь это могло случиться со мной», —
и деньги текут рекой.

Наши достижения довольно незаметны.

Теперь, когда есть программа
«Цели развития тысячелетия»

и много других,

мы замечаем рост благотворительности.

Наша цель — сделать это число
значительно ниже 1 миллиона,

что возможно даже
в течение нашей жизни.

КА: Может, для этого нужен кто-то,

кого вдохновляют цифры и графики,

а не просто грустное лицо,

чтобы вызвать сочувствие.

В вашем письме в этом году

вы использовали именно этот аргумент,
чтобы сказать, что помощь —

в противоположность существующему мему,

что она своего рода бесполезна
и неверно работает, —

на деле работает эффективно.

БГ: Да, люди обращают внимание,

что были примеры помощи с хорошей целью,

но работала эта помощь плохо.

Были такие вот
венчурные вложения капитала

с хорошей целью, но они не сработали.

Но не нужно думать,

что если нет великолепного
послужного списка,

то и вся задумка плохая.

Нужно подумать: какова ваша цель?

Как вы пытаетесь улучшить питание,

выживаемость, грамотность,

чтобы эти страны
сами смогли о себе позаботиться?

Нужно сказать:
«Ух ты! Вот это хорошо работает!»

Нужно быть умнее.

Мы можем использовать
деньги на помощь умнее.

Это не панацея.

Можно придумать что-то получше,
чем венчурный капитал,

включая такие удачные, как этот.

КА: Традиционно считается,

что для замужней пары
довольно тяжело вместе работать.

Как вы с этим справляетесь?

МГ: Да, я часто слышу от женщин:

«Не думаю, что я смогла бы
работать со своим мужем.

Это бы просто не получилось».

Нам это нравится и мы не...

Этот фонд был для нас обоих ожидаем

в своём путешествии
непрерывного обучения.

Мы не так много путешествуем вместе

по делам фонда,
как мы путешествовали,

когда Билл работал в «Майкрософт».

Бóльшая часть поездок
проходит отдельно друг от друга,

но я всегда знаю,
что когда вернусь домой,

Биллу будет интересно,
что нового я узнала,

будь то о женщинах и девушках,

или что-то новое о сети
доставки вакцин,

или об этом вот человеке, великом лидере.

Он слушает с большим интересом.

Он также знает,
что когда он приедет домой

и захочет поговорить о своём выступлении,

или о данных,
или о чём-то, что он узнал,

мне это будет интересно.

В основе наших отношений
лежит настоящее сотрудничество.

Но мы не проводим каждую минуту вместе,
это уж точно.

(Смех)

КА: Но вы оба здесь,
и мы этому очень рады.

Мелинда, ранее ты практически

по полной правила балом.

Около 6 лет назад

Билл ушёл из «Майкрософт»

и стал работать в фонде весь день.

Должно быть, было трудно

подстроиться к этому?

МГ: Да. Я, по правде, думаю,

что работники фонда

гораздо больше переживали
по поводу прихода Билла,

чем я.

Я была весьма взволнована.

Билл принял это решение,

понятное дело, до того,
как о нём было объявлено в 2006 году.

Это было его решение.

Хотя опять же,

он начал думать об этом
во время отпуска,

когда мы гуляли по пляжу.

И для меня был волнительным
энтузиазм Билла,

ставящего свой ум и сердце

против огромных мировых проблем,

против неравенства.

Да, сотрудники фонда
тревожились на этот счёт.

(Аплодисменты)

КА: Здорово.

МГ: Но всё это ушло через 3 месяца

с момента появления Билла фонде.

БГ: Вместе с некоторыми работниками.

МГ: Я так и сказала, работники.

Для них всё прошло через 3 месяца
после твоего появления.

БГ: Да я шучу.
МГ: А, ты имеешь в виду, работники не ушли.

БГ: Некоторые из них ушли, но...

(Смех)

КА: А о чём вы спорите?

Воскресенье, 11 утра.

Вы не на работе.

Что происходит?
О чём вы спорите?

БГ: Так как мы это построили вместе

с самого начала,

наше партнёрство весьма велико.

То же самое было у меня
с Полом Алленом

на ранних этапах становления «Майкрософт».

Так же было и со Стивом Баллмером
по мере роста «Майкрософт».

А теперь Мелинда —

мой более сильный и равный партнёр,

поэтому мы много говорим о том,

чему следует уделить больше внимания,

какие группы хорошо работают.

Она очень проницательна.

Она много общается с работниками,

мы много путешествуем по делам фонда,
как она описала.

Мы много сотрудничаем.

Не могу вспомнить ситуацию,
где один из нас

имел бы непоколебимое мнение

по тому или иному вопросу.

КА: Ну а ты, Мелинда, можешь? (Смех)

Я лучше спрошу.

МГ: Дело обстоит так:

мы подходим к вопросам
с разных сторон,

что, как я думаю, очень хорошо.

Билл может изучить
большое количество данных

и сказать: «Я хочу действовать,
основываясь на этой мировой статистике».

А я подхожу к вопросу
с точки зрения интуиции.

Я встречаюсь со многими людьми лично,

и Билл научил меня,
используя эти знания,

прикладывать их к мировым данным
и смотреть, совпадают ли они.

Я же научила его,

используя знания, взятые из данных,

встречаться с людьми лично
и стараться понять,

возможно ли на деле
доставить эту вакцину?

Возможно ли убедить женщину
дать капли от полиомиелита

её ребёнку?

Ведь доставка настолько же важна,

как и наука.

То есть я думаю, что с течением времени
мы научились принимать

мнения друг друга,

и работа от этого
становится только лучше.

КА: Вакцины, полиомиелит и так далее...

Тут ваш успех невероятен.

А как насчёт провалов?

Можете ли вы поговорить о провалах

и, может, о том, чему они вас научили?

БГ: Да. К счастью, мы можем
позволить себе несколько провалов,

потому как, конечно же, они случались.

Мы много работаем
с лекарствами и вакцинами.

В этом деле заранее ясно,
что будут и неудачи.

Как, например, случай,
получивший большую огласку,

о создании лучшего презерватива.

У нас были сотни идей.

Возможно, некоторые из них сработают.

Мы были так наивны,
я уж точно, по поводу лекарства

от болезни в Индии —
висцеральный лейшманиоз.

Я думал, что если есть лекарство,

то мы пойдём и уничтожим болезнь.

Оказалось, укол надо делать

каждый день в течение 10 дней.

Создание вакцины заняло
на 3 года больше, чем мы ожидали.

А после этого оказалось,
что болезнь

не собиралась покидать регион.

К счастью, мы обнаружили,

что если истребить москитов,

то, вероятно, добьёшься успеха,

но мы потратили 5 лет,

можно сказать, впустую спустили 5 лет,

и около 60 миллионов долларов

на то, что, как оказалось,

принесло весьма скромные плоды.

КА: Вы тратите около
миллиарда долларов в год

на образование.

История о том, что пошло правильно,

довольна длинная и сложная.

Есть ли какие-то неудачи,
о которых вы бы могли рассказать?

МГ: На начальном этапе
большим уроком для нас

стало то, что мы думали,

что маленькие школы
были решением.

И они, конечно же, помогают.

Они снижают процент тех,
кто бросает учёбу.

В них меньше жестокости и преступлений.

Но урок, который мы вынесли
из нашей работы,

ставший ключевым, —

это отличный учитель в классе.

Если нет эффективного учителя

в классе,

то неважно, насколько
велико или мало само здание,

этим не изменишь шансы ученика

попасть в колледж.

(Аплодисменты)

КА: Мелинда, это ты

и ваша старшая дочь Дженн.

Фото сделано
около трёх недель назад, кажется.

3 или 4 недели назад.
Где это вы?

МГ: Это мы в Танзании.

Дженн бывала в Танзании.

Все наши дети посетили Африку.

Мы сделали кое-что новое:

мы решили провести

2 ночи и 3 дня в семье.

Анна и Санар — родители.

Они пригласили нас
в гости в свою хижину.

Я думаю, до того,

как мы там оказались,
в этой самой маленькой хижине

жило небольшое стадо коз.

Мы гостили у этой семьи

и по-настоящему узнали,

какова сельская жизнь Танзании.

Разница между тем, чтобы просто поехать

на полдня

или три четверти дня

и остаться с ночёвкой
была очень ощутима.

Позвольте приведу одно
объяснение этого.

У них было 6 детей, и,
пока я говорила с Анной на кухне, —

мы готовили в течение 5 часов

в помещении для готовки в тот день —

выяснилось, что они с мужем

полностью спланировали и распределили

время рождения всех своих детей.

Их отношения были очень преданными.

Воин масаи и его жена,

они решили пожениться,

и в их отношениях абсолютно явственно
присутствовали любовь и уважение.

Их дети, их шестеро детей:

двое в центре — близнецы, 13 лет,

мальчик и девочка по имени Грейс.

Когда же мы шли рубить дрова

и делать всё то,
что Грейс и её мама обычно делают,

Грейс вовсе не казалась ребёнком,
она была подростком,

но не взрослой.

Она была очень-очень застенчивой.

Она очень хотела разговаривать
со мной и Дженн.

Мы пытались вовлечь её в беседу,
но девочка была чересчур застенчивой.

Ночью же,

когда все огни
в сельской Танзании погасли,

и на небе не было ни луны,

ни звёзд в ту первую ночь,

Дженн вышла из нашей хижины

с головным фонарём.

Грейс немедленно

нашла переводчика,

подошла к моей Дженн и сказала:

«Когда ты уедешь домой,

могу я взять себе этот фонарь,

чтобы учиться ночью?»

КА: О, ничего себе!

МГ: Её отец сказал мне,

как он переживал,
что не в пример его сыну,

который сдал экзамены
в старшую школу,

она не так хорошо успевала

из-за дел по дому,

и ещё не поступила
в государственную школу.

Он сказал: «Не знаю,
как буду платить за её образование.

Не могу позволить себе частную школу.

Она может закончить свои дни
на этой ферме, как и моя жена».

Им известна разница,

которую даёт образование,

в существенной мере.

КА: Это другая фотография

ваших двух других детей, Рори и Фиби,

вместе с Полом Фармером.

Трое детей,

когда у тебя самая богатая семья в мире,

звучит как социальный эксперимент

без особой предварительной подготовки.

Как вы справились с этим?

Каков ваш подход?

БГ: Я бы сказал, в общем

дети получают хорошее образование,

но необходимо убедиться,

что у них есть осознание
своих способностей

для действий в будущем.

Наша философия в том,

чтобы они ясно понимали:

бóльшая часть денег идёт в фонд,

поэтому мы хотим помочь им найти то,
что их вдохновляет.

Нам хочется создать баланс,

в котором у них
есть свобода делать что угодно,

но при этом не спускать
на них огромные средства,

позволив им ничем не заниматься.

И на данный момент
они весьма прилежны

и взволнованы необходимостью
выбрать своё направление.

КА: Очевидно, вы тщательно
охраняли их личное пространство

по понятным причинам. Мне интересно,
почему теперь вы позволили мне

показать это фото здесь, на TED?

МГ: Это интересно.

По мере взросления они понимают,

что наше семейное убеждение —
это ответственность за то,

что мы находимся в невероятном положении,

уже просто живя в США

и имея хорошее образование,

и у нас есть ответственность
дать что-то миру.

Пока они взрослеют,

мы их обучаем —

они посетили очень много стран —

они говорят:

«Мы хотим, чтобы люди знали,
что мы верим в то,

что вы делаете, мам и пап,

и это нормально
больше нас показывать».

Так что у нас есть их разрешение
показать это фото.

Я также думаю, что Пол Фармер

в конечном итоге, вероятно,
поместит его в одну из своих работ.

Они действительно
очень глубоко воспринимают

миссию фонда.

КА: Вы легко наберёте достаточно денег,

несмотря на ваши громадные
вливания в фонд,

чтобы сделать всех их миллиардерами.

Таков ли ваш план?

БГ: Нет. Нет.
Ничего такого у них не будет.

Им необходимо выработать чувство,

что их собственная работа
значима и важна.

Задолго до того, как мы поженились,
мы прочитали одну статью,

в которой Уоррен Баффет
рассуждал на эту тему,

и мы убеждены, что это не было бы хорошо

ни для общества, ни для детей.

КА: Кстати, говоря о Уоррене Баффете,

кое-что фантастическое
случилось в 2006 году,

когда каким-то образом
ваш единственный соперник

среди самых богатых людей Америки

внезапно передумал и согласился отдать

80% своего состояния

вашему фонду.

Как это произошло?

Думаю, есть длинная
и короткая версии этой истории.

У нас есть время для короткой.

БГ: Уоррен — наш близкий друг.

Он хотел склонить свою жену Сюзи

к тому, чтобы отдать всё.

К сожалению, она скончалась
до этого момента,

и он делает много с размахом —

(Смех)

Он сказал —

КА: Твитните это.

БГ: Если бы у него был кто-то,
кто делал бы что-то хорошее

и делал бы это бесплатно,

может, тогда бы он согласился.
Но мы были поражены.

МГ: Абсолютно поражены.
БГ: Мы такого никогда не ожидали.

Это было невероятно.

Это позволило нам весьма значительно

поднять амбиции фонда.

Половина имеющихся у нас ресурсов

пришла от умопомрачительной
щедрости Уоррена.

КА: Я думаю, можно ручаться,

что после вашей кончины

более 95% вашего состояния

перейдут фонду.

БГ: Да.

КА: С такими отношением —
да, это великолепно...

(Аплодисменты)

Не так давно вы и Уоррен

пытались склонить

других миллиардеров и успешных людей

отдать — сколько? —

более половины их активов
на благотворительность.

Как идут дела?

БГ: С нами около 120 человек,

решившихся на это.

Самое замечательное,
что мы собираемся все вместе

каждый год и беседуем:

наняты ли сотрудники,
что им предлагается?

Мы не пытаемся сделать всё однородным.

Красота благотворительности

в её сногсшибательном разнообразии.

Люди жертвуют на что-то.

Мы смотрим и говорим: «Ничего себе!»

И это здорово.

В том и роль благотворительности:

подбирать разные подходы,

пусть даже в одном направлении,
например, образовании.

Нужно больше экспериментов.

Но было замечательно
встречать всех этих людей,

разделяя их путешествие
в благотворительность,

видеть, как они подключают к этому
своих детей,

где и что они делают иначе,

и это было куда более успешным,
чем мы ожидали.

Сейчас кажется, что фонд
будет только расти в размерах

в течение следующих лет.

МГ: И давать людям возможность видеть,

как благотворительность людей
вносит перемены.

Это люди,

которые создали собственный бизнес,

вложили своё мастерство
в невероятные идеи.

Если они вложат свои идеи и ум

в благотворительность,
они могут изменить мир.

Они начинают видеть, как другие
это делают, и говорят:

«Я хочу сделать то же со своими деньгами».

Для меня эта часть бесценна.

КА: Создаётся впечатление,
что некоторым людям

весьма трудно вообразить,

хотя бы приблизительно,
как потратить столько денег

на что-то ещё.

Вероятно, есть несколько
миллиардеров в зале

и, определённо, успешных людей.

Интересно, сможете ли вы
обратиться к этим людям?

Как бы вы их убедили?

БГ: Это принесло нам
больше удовлетворения,

чем что-либо, что мы когда-либо делали.

Это нельзя забрать с собой.

И если это не на благо ваших детей,

давайте соберёмся вместе
и в мозговом штурме решим,

что ещё можно сделать.

Мир сейчас гораздо лучше

благодаря филантропам прошлого,

и сильная традиция США в этом

на зависть всему миру.

Частично причина моего оптимизма в том,

что я действительно считаю,
что благотворительность

будет расти

и возьмёт на себя часть того,

в чём правительство не так уж преуспевает,

и будет исследовать и проливать свет
в верном направлении.

КА: В мире страшное неравенство...

Растущая проблема неравенства,

которая кажется структурной.

Складывается ощущение,
что если больше ваших сторонников

переймут ваш подход,

это значительно повлияет

и на эту проблему,

и, определённо,
на восприятие этой проблемы.

Справедливо ли так думать?

БГ: О, да. Если взять у самых богатых

и отдать самым бедным —
это хорошо.

Это попытка сбалансировать,
а это справедливо.

МГ: Таким образом меняется и система.

В США мы пытаемся изменить
систему образования,

то есть это работает для каждого,

и для всех студентов тоже.

Для меня это то,
что в действительности меняет

баланс неравенства.

БГ: Это самое важное.

(Аплодисменты)

КА: Я думаю, что большинство людей в зале

и миллионы в мире

сейчас в благоговении от того,

как повернулась ваша жизнь,

и от той впечатляющей степени,

в какой вы сформировали будущее.

Огромное спасибо, что пришли на TED

и поделились с нами
всем тем, что вы делаете.

БГ: Спасибо.
МГ: Спасибо.

(Аплодисменты)

БГ: Спасибо.
МГ: Большое спасибо.

БГ: Отлично!
(Аплодисменты)