Будущее новостей? Виртуальная реальность

Что, если бы вы смогли пережить событие, ощутив его всем своим существом, а не только сознанием? Нонни де ла Пенья работает над новым направлением в журналистике, совмещающим традиционную форму репортажа с развивающимися ВР-технологиями для помещения зрителей в центр событий. В результате создаётся ощущение, которое, как надеется де ла Пенья, сможет помочь людям воспринимать новости совершенно по-новому.

Что, если бы я рассказала вам историю,

которую бы вы запомнили
всем своим существом,

а не только сознанием?

Всю свою журналистскую жизнь
я пыталась найти способ

преподать события так,
чтобы они подействовали,

чтобы вызвали у людей отклик.

Я работала в прессе.
Работала в документальном кино.

Работала на радио.

Но только столкнувшись
с виртуальной реальностью,

я начала видеть эту
по-настоящему живую,

подлинную реакцию людей,

которая меня совершенно потрясла.

ВР, или виртуальная реальность,
отличается тем,

что я могу поместить вас

в самый центр событий.

В очках, отслеживающих
направление вашего взгляда,

у вас создаётся впечатление погружения,

как если бы вы находились на месте.

Примерно пять лет назад
я начала продвигать идею

объединения виртуальной
реальности с журналистикой.

Я собиралась сделать сюжет о голоде.

Семьи в Америке голодают,
продовольственные фонды не справляются,

им часто не хватает продуктов.

Я понимала, что не могла заставить
людей почувствовать голод,

но, может быть, я могла дать им
некое физическое ощущение.

Тогда, пять лет назад,

сочетание журнализма
с виртуальной реальностью

считалось полусумасшедшей идеей,

и средств мне не выделяли.

Поверьте, многие коллеги
надо мной просто смеялись.

Но в качестве стажёра у нас
работала потрясающая девушка

по имени Микаэла Кобса-Марк.

С ней мы пошли
по продовольственным фондам

и начали записывать звук
и фотографировать.

Пока однажды она не появилась в офисе

вся в слезах, буквально рыдая.

Она стояла у длинной очереди,

когда женщина на раздаче
перестала справляться

и начала кричать:
«Тут слишком много людей!

Слишком много людей!»

И тут у мужчины–диабетика,
не получившего вовремя еду,

резко упал сахар в крови,
и он впал в кому.

Услышав эту запись,

я поняла, что это как раз
та эмоционально нагруженная сцена,

которая могла бы передать то,
что творится у продовольственных фондов.

Вот настоящая очередь.
Видите, насколько она длинная, да?

И опять же, в виду
недостаточного финансирования,

мне пришлось воссоздать её
с виртуальными людьми.

Люди убеждали и умоляли,
где могли, чтобы помочь мне

воссоздать атмосферу как можно точнее.

А потом мы постарались
передать события того дня

настолько точно, насколько
это было возможно.

(Видео) Голос: Людей слишком много!
Людей слишком много!

Голос: У него припадок.

Голос: Нужно вызвать скорую.

Нонни де ла Пенья:
Мужчина справа на экране

обходит лежащего на земле.

Тот как будто лежит рядом.

Как будто человек лежит у его ног.

И хотя боковым зрением он видит,

что находится в лаборатории,

что, на самом деле, он не на улице,

ощущение такое, будто он там,
среди этих людей.

Он осторожно старается
не наступить на человека,

которого на самом деле там нет.

В итоге эта сцена попала
на кинофестиваль «Сандэнс» 2012 года,

что было удивительным событием
и стало, по сути, первым фильмом

в виртуальной реальности.

Когда мы туда поехали, я была в ужасе.

Я не знала, какую это вызовет реакцию

и что из этого получится.

У нас с собой были такие
переклееные скотчем очки.

(Видео) О, ты плачешь.
Ты плачешь, Джина, плачешь.

Слышите удивление в моём голосе?

И такую реакцию мы наблюдали

повсюду снова и снова:

люди опускались на пол,
пытаясь помочь упавшему в припадке,

пытаясь шепнуть что-то ему на ухо,

успокоить и как-то помочь ему,
хотя ничего сделать не могли.

Многие люди, покидая сцену, говорили:

«О, Боже, это было ужасно.
Я ничем ему даже помочь не мог»,

и так и уходили с этим чувством.

После того, как мы сделали этот сюжет,

декан киношколы
при Университете Южной Калифорнии,

которого пригласили на Всемирный
экономический форум для показа «Голода»,

сняв очки после просмотра,

тут же на месте заказал
нам сюжет о Сирии.

Мне хотелось сделать сюжет
о детях сирийских беженцев,

потому что гражданская война
в Сирии хуже всего отразилась на детях.

Для записи материала в лагере беженцев
я отправила команду на границу с Ираком,

туда, куда сейчас команду не пошлёшь,

так как именно там оперирует ИГИЛ.

Там мы тоже воссоздали уличную сцену,

в которой слышно, как поёт девочка,
а затем разрывается бомба.

Когда вы находитесь в таком месте,

слышите эти звуки

и видите вокруг себя раненых,

вам по-настоящему становится жутко.

Люди, которым приходилось пережить
настоящую бомбёжку, говорили мне,

что ощущение страха точно как в жизни.

[Гражданская война в Сирии
может казаться далёкой,]

[пока вы не испытаете её на себе.]

(Девочка поёт)

(Взрыв)

[Проект «Сирия»]

[Соприкосновение с виртуальной
реальностью]

НП: Потом нас пригласили
показать этот сюжет

в музее Виктории и Альберта в Лондоне.

Это нигде не объявлялось.

Нам выделили зал гобеленов.

Об этом не упоминалось в прессе,

поэтому любой случайно забредший
в тот день в музей посетитель

мог заметить наше странное освещение.

Возможно, они рассчитывали увидеть
древнюю историю гобеленов.

Вместо этого их встречали
наши ВР-камеры.

Но многим удалось их попробовать,
и за пять дней экспозиции

мы собрали 54 страниц записей
в гостевой книге,

а кураторы музея сказали нам,

что никогда не видели
таких эмоциональных комментариев.

Среди них были такие:
«Так реалистично», «Очень правдоподобно»

и, конечно же, особенно
порадовавший меня:

«Такое ощущение, что ты —
в центре событий,

которые обычно видишь только
в новостях по телевизору».

Так что у нас получилось, правда?
Это действует.

И не важно, откуда вы
или сколько вам лет, —

это действует на всех.

Поймите меня правильно —
я не утверждаю, что когда вы в сцене,

вы забываете, где вы находитесь.

Но мы можем чувствовать себя,
как будто находимся сразу в двух местах.

Можем испытывать так называемую
двойственность присутствия,

и мне кажется, именно это позволяет
пробудить чувства сопереживания.

Так ведь?

Это, безусловно, означает,

что мне нужно быть очень осторожной
при создании таких сюжетов.

Мне просто необходимо следовать
нормам наилучшей журналистской практики

и заботиться о подлинности этих

затрагивающих за живое историй.

Материалы, не добытые нами самими,

должны проходить тщательную проверку

на предмет их первоисточника
и происхождения,

проверку их достоверности.

Позвольте привести пример.

Это случай с Трейвоном Мартином,
17-летним мальчиком,

купившим себе в магазине
содовую и батончик,

которого по пути домой выследил
волонтёр соседского дозора

по имени Джордж Циммерман
и просто застрелил его.

Чтобы сделать этот сюжет,

нам понадобились рисунки
архитектуры всего квартала,

на основе которых мы воссоздали
сцену снаружи и внутри.

Все действия

происходят на фоне реальных
записанных полицией звонков в «911».

Любопытно, что мы обнаружили
новые факты в этой истории.

Судебные экперты из Primeau Productions,
проводившие реконструкцию звука,

вызвались дать показания о том,

что, выйдя из машины, Джордж Циммерман

достал свой пистолет до того,
как погнался за Мартином.

Так что, как видите,
основные принципы журнализма

здесь не меняются, правда?

Мы следуем тем же самым
принципам, что и всегда.

Разница лишь в ощущении
нахождения на месте событий,

наблюдаете ли вы за припадком
оголодавшего человека

или оказываетесь посреди бомбёжки.

Это то, что привело меня
к идее создания таких сцен

и к решениям по их воплощению.

Разумеется, мы работаем
над большей доступностью таких сцен.

Мы создаём мобильные сюжеты,
как в случае с Трейвоном Мартином.

И впечатления остаются очень сильные.

Некоторые американцы говорили мне,
что пожертвовали,

переведя деньги со своих банковских счетов
детям сирийских беженцев.

А «Голод в Лос-Анджелесе»
положил начало

новой форме журналистики,

которая, думаю, займёт
своё место среди обычных платформ

в скором будущем.

Спасибо.

(Аплодисменты)