Доводы доктора о медицинской марихуане

Терапевт Дэвид Касаретт устал от обманов и недомолвок о медицинской марихуане, поэтому он сам скептически исследовал этот вопрос. В результате он здесь с интригующим отчётом о том, что мы знаем и что мы не знаем, и чему традиционная медицина может научиться у современных диспансеров медицинской марихуаны.

Я бы хотел рассказать вам
о самом неловком случае,

который произошёл со мной за годы
работы терапевтом паллиативной медицины.

Это произошло пару лет назад.

Меня попросили проконсультировать
женщину около 70-ти лет,

преподавателя английского языка на пенсии
с раком поджелудочной железы.

Меня попросили встретиться с ней, потому
что она испытывала боли, тошноту, рвоту.

Когда я пришёл к ней,
мы говорили о тех симптомах,

и во время консультации она спросила,

может ли медицинская марихуана,
по моему мнению, помочь ей.

Я вспомнил всё,

что узнал в медицинской школе
о медицинской марихуане,

что не заняло много времени,
потому что я абсолютно ничего не знал.

Так что я сказал ей,
что, насколько мне известно,

медицинская марихуана
совсем не приносит пользу.

Она улыбнулась, кивнула,
полезла в сумку у кровати

и достала стопку из десятка случайных
контролируемых исследований,

которые показывали,
что медицинская марихуана помогает

при таких симптомах,
как тошнота, боль и нервозность.

Она вручила мне те статьи и сказала:

«Может вам стоит прочитать это,
прежде чем высказывать мнение,

доктор».

(Смех)

Я прочитал.

Той ночью я прочитал все те статьи
и нашёл ещё много.

Когда я навестил её следующим утром,

то не мог не признать,
что существуют доказательства,

что марихуана приносит медицинскую пользу,

и предложил, если она
действительно заинтересована,

попробовать это.

Знаете, что она ответила?

Эта 73-летняя преподавательница
английского языка на пенсии?

Она сказала: «Я попробовала её
около шести месяцев назад.

Это было восхитительно.

С тех пор я употребляю её каждый день.

Это лучшее лекарство, которое я пробовала.

Не знаю, почему мне понадобилось 73 года,
чтобы узнать о нём. Поразительно».

(Смех)

В тот момент я понял,

что мне нужно узнать больше
о медицинской марихуане,

потому что то, к чему меня
подготовили в медицинской школе,

не имело отношения к реальности.

Я начал читать больше статей,
говорить с исследователями,

говорить с докторами,

и, самое главное,
я начал слушать пациентов.

И закончил тем, что написал
книгу на основе тех бесед,

в которой говорится о трёх неожиданностях,

неожиданностях для меня, по крайней мере.

На первую я уже намекал:

медицинская марихуана действительно
приносит некоторую пользу.

Эта польза не так огромна или удивительна,

как самые заядлые сторонники
медицинской марихуаны уверяют нас,

но она реальна.

Неожиданность номер два:

медицинская марихуана
имеет некоторые риски.

Эти риски не так велики и ужасны,

как некоторые противники
медицинской марихуаны уверяют нас,

но, тем не менее, они существуют.

Но третья неожиданность была самой...

неожиданной.

Это то, что многие из пациентов,
с которыми я разговаривал,

и которые за помощью
обратились к медицинской марихуане,

сделали это не из-за её пользы,

или соотношения рисков и пользы,

или потому что считали её чудо-лекарством,

а потому что она дала им контроль
над собственной болезнью.

Она позволила им

управлять своим здоровьем
продуктивно, действенно,

эффективно и удобно.

Чтобы показать, о чём я,
позвольте рассказать о другом пациенте.

Робин было чуть больше 40 лет,
когда я её встретил.

При этом она выглядела,
будто ей под 70.

Она страдала от ревматоидного артрита
на протяжение 20 лет:

её руки искривились из-за болезни,

позвоночник был изогнут,

ей приходилось пользоваться инвалидной
коляской, чтобы передвигаться.

Она выглядела слабой и хрупкой,

и, думаю, физически она такой и была,

но в эмоциональном, умственном
и психологическом плане

она была одной из самых сильных людей,
которых я когда-либо встречал.

Когда я сел возле неё

в диспансере медицинской
марихуаны в Северной Калифорнии,

чтобы спросить, почему она обратилась
к медицинской марихуане,

что это дало и как помогло ей,

она начала говорить о том,

что я слышал ранее от многих пациентов.

Марихуана помогла ей
справиться с нервозностью, с болями.

Когда боли ослабевали, она лучше спала.

Я слышал всё это и до неё.

Но потом она сказала то,
что я ещё ни разу не слышал:

марихуана дала ей
контроль над жизнью

и здоровьем.

Робин могла употреблять её, когда хотела,

так, как хотела,

с дозировкой и частотой,
которые ей помогали.

А если они не помогали,
она могла изменить их.

Всё было в её руках.

Самое главное, она сказала, —

это то, что ей не нужно было
чьё-то разрешение:

ни приём в больнице, ни рецепт врача,

ни предписание фармацевта.

Всё зависело от неё.

Она контролировала всё.

И если кажется, что это пустяк
для хронически больного,

это вовсе не так.

Когда мы сталкиваемся с серьёзным
хроническим заболеванием —

будь то ревматоидный артрит,
волчанка, рак,

диабет, цирроз печени —

мы теряем контроль.

Заметьте, я сказал «когда», а не «если».

Все мы в какой-то момент жизни столкнёмся
с серьёзной хронической болезнью,

из-за которой теряешь контроль.

Наши способности, у некоторых —
когнитивные, ухудшатся,

мы больше не сможем заботиться о себе

и делать то, что хотим.

Наши тела предадут нас,

тогда мы и потеряем контроль.

И это пугает.

Даже не просто пугает, а устрашает

и ужасает.

Когда я говорю со своими пациентами
паллиативной терапии,

многие из которых имеют дело
со смертельными болезнями,

им есть чего бояться —

боли, тошнота, рвота, запор, усталость,

неминуемая смерть.

Но больше всего их пугает

вероятность того, что в один момент —

будь то завтра или через месяц —

они потеряют контроль над своим здоровьем,

над своей жизнью,

над медицинским уходом

и станут зависимыми от других,

и это ужасает.

Поэтому неудивительно,
что пациенты, как Робин,

о которой я только что рассказал,

которую я встретил в той клинике,

обращаются к медицинской марихуане,

чтобы попытаться вернуть
какое-то подобие контроля.

Но как они это делают?

Как эти диспансеры медицинской марихуаны,

как тот, где я встретил Робин,

как они возвращают пациентам, как Робин,
своего рода контроль, что им нужен?

И как у них получается делать то,

что классические больницы и клиники,

по крайней мере для Робин,
не способны сделать?

В чём их секрет?

Я решил это выяснить.

Я пошёл в старую клинику
в Венис Бич в Калифорнии

и получил направление,

позволяющее мне употреблять
медицинскую марихуану.

Я получил рецепт, по которому
мог купить медицинскую марихуану.

Я получил его незаконно,

потому что я не житель Калифорнии,

должен это отметить.

Но также я должен отметить,

что ни разу не воспользовался им.

Всем присутствующим агентам
Управления по борьбе с наркотиками —

(Смех)

люби́те свою работу,

так держать.

(Смех)

И хотя я так ничего и не купил,

рецепт был бесценным —
он дал мне возможность побыть пациентом.

Он позволил мне испытать то,
что пациенты, как Робин, испытывают,

когда идут в диспансер
медицинской марихуаны.

И то, что я испытал,

то, что испытывают каждый день

сотни тысяч людей, как Робин,

было действительно потрясающе.

Я пришёл в такую клинику,

и с того момента, как я заходил,

во множестве клиник и диспансеров

я чувствовал, будто этот диспансер,
эта клиника

работали для меня.

Сначала были вопросы: кто я,

чем занимаюсь,

с какой целью ищу рецепт
на медицинскую марихуану

или её саму,

каковы мои цели, мои предпочтения,

мои надежды,

как, я думаю, я надеюсь,
это может мне помочь,

чего я боюсь.

Это те вопросы,

которые задают пациентам,
как Робин, постоянно.

Это те вопросы, которые убеждают в том,

что собеседник искренен
в своих лучших намерениях

и хочет узнать тебя.

Второе, что я узнал в этих клиниках, —

это доступность информации.

Просвещение исходит и от персонала,

и от людей в комнате ожидания.

Люди, которых я встречал, были счастливы,
когда я садился рядом с ними,

людьми, как Робин,

они рассказывали о том, кто они,
почему принимают медицинскую марихуану,

что и как им помогает,

давали мне советы, что-то предлагали.

Эти комнаты ожидания словно улей, где люди
находят общение, советы и поддержку.

И третье — персонал.

Я был поражён, как охотно
они проводили иногда час, а то и больше,

объясняя мне все нюансы:

этот сорт или тот,

курение или выпаривание,

потребление в виде еды или настоек,

а я, как помните, даже ничего не купил.

Вспомните, когда вы в последний раз
обращались в больницу или клинику,

и когда в последний раз кто-то провёл час,
объясняя вам подобные вещи.

Тот факт, что пациенты, как Робин,
посещают эти клиники,

эти диспансеры

и получают такой уровень личного внимания,

просвещения и сервиса,

должен быть тревожным сигналом
для системы здравоохранения.

Люди, как Робин, отказываются
от традиционной медицины

в пользу диспансеров
медицинской марихуаны,

потому что там им дают то,
в чём они нуждаются.

Это тревожный сигнал не только
медицинским учреждениям,

но также и многим моим коллегам,
которые не видят этого

или не хотят видеть.

Когда я говорю с коллегами,
в частности с терапевтами,

о медицинской марихуане,

они говорят: «Нам нужно
больше доказательств.

Нам нужно больше исследований
и свидетельств пользы и рисков».

И знаете что? Они правы.

Они абсолютно правы.

Нам действительно нужно больше фактов
о пользе медицинской марихуаны.

Нам также нужно попросить правительство
перенести марихуану в Список II,

или вычеркнуть её полностью, чтобы
сделать эти исследования возможными.

Нам также нужно больше исследований
об опасностях медицинской марихуаны.

Опасность медицинской марихуаны...

мы знаем много о рисках её употребления
в рекреационных целях,

но почти ничего о её
медицинском применении.

Поэтому нам действительно
нужны исследования;

но сказать, что нам нужны исследования,

а не изменение сложившегося порядка, —

значит упускать из виду главное.

Люди, как Робин, не обращаются
к медицинской марихуане,

потому что считают её чудо-лекарством,

или потому что считают это
полностью безопасным,

а потому что обстановка, в которой
она распространяется, регулируется

и используется,

даёт некий необходимый им
контроль над своими жизнями.

И именно это — тревожный сигнал,
к которому нам нужно прислушаться.

Хорошие новости заключаются в том,
что и сегодня мы можем чему-то научиться

у этих диспансеров медицинской марихуаны.

И нам действительно стоит это сделать.

Чаще всего это мелкие
семейные предприятия,

управляемые людьми
без медицинского образования.

И хотя стыдно думать,

что многие из этих клиник и диспансеров
предоставляют услуги, оказывают поддержку

и удовлетворяют нужды пациентов так,

как система здравоохранения
за миллиарды долларов не способна, —

нам стоит стыдиться этого,

но также можно извлечь для себя урок.

И, пожалуй, мы можем научиться

у этих маленьких диспансеров
как минимум трём вещам.

Первое: нам нужно найти способы
давать пациентам больше контроля,

небольшого, но важного.

Как общаться с лечащим врачом,

когда общаться с ним,

как принимать лекарства,
чтобы они помогали.

В своей практике

я стал более творческим и гибким,

поддерживая пациентов
при безопасном приёме лекарств

для борьбы с симптомами —

с акцентом на безопасности.

Многие лекарства, которые я назначаю,
такие, как опиоиды и бензодиазепины,

могут быть опасны при передозировке.

Но вот в чём суть.

Они могут быть опасны при передозировке,

но они также могут быть неэффективны,

когда их не принимают
согласно с желаниями и нуждами пациентов.

Поэтому гибкость при безопасном подходе

может быть необычайно полезна
для пациентов и их семей.

Это во-первых.

Во-вторых, просвещение.

Нам ещё очень многому нужно научиться
у диспансеров медицинской марихуаны,

чтобы предоставлять больше информации.

Это не занимает
у терапевта много времени,

или вообще не занимает,

но это возможность узнать о том,
какие лекарства мы используем

и почему,

прогнозы, предполагаемое развитие болезни

и, самое главное,

возможность пациентов
учиться друг у друга.

Как мы можем воссоздать то,

что происходит в комнатах ожидания
тех клиник и диспансеров?

То, как пациенты учатся друг у друга,
как делятся опытом.

И последнее, но не менее важное, —

ставить пациентов превыше всего,
как в диспансерах медицинской марихуаны,

давать им чувство законности того,
что они хотят,

что им нужно,

и это причина, по которой
мы как медперсонал здесь.

Спрашивать пациентов об их надеждах,
страхах, целях, предпочтениях.

Как врач паллиативной медицины

я спрашиваю всех своих пациентов,
на что они надеются и чего боятся.

Но вот в чём проблема.

Пациенты не должны ждать,
пока серьёзно хронически не заболеют,

часто — окажутся близкими к смерти,

они не должны ждать момента,
когда встретят терапевта, как я,

чтобы кто-то спросил их:

«На что вы надеетесь?

Чего вы боитесь?»

Это должно быть заложено
в предоставление медицинской помощи.

Мы можем это сделать,

действительно можем.

Диспансеры медицинской
марихуаны по всей стране

с этим справляются.

Они разбираются в этом так,

что более крупные медицинские
системы остаются далеко позади.

Но мы можем учиться у них,

и нам стоит учиться у них.

Всё, что нам нужно, —
усмирить свою гордыню,

оставить на минуту мысль,

что, только потому что у нас
столько регалий,

потому что мы эксперты,

потому что мы ведущие медработники
огромной системы здравоохранения,

мы знаем абсолютно всё о том,
как удовлетворить потребности пациентов.

Мы должны усмирить гордыню.

Мы должны посетить несколько
диспансеров медицинской марихуаны.

Мы должны выяснить, что они делают.

Мы должны выяснить, почему
так много пациентов, как Робин,

покидают традиционные клиники

и вместо них идут в эти диспансеры
медицинской марихуаны.

Мы должны понять, какие у них хитрости,

какие механизмы,

и мы должны учиться у них.

Если мы это сделаем,

а я думаю, мы можем,
и уверен, что мы должны,

мы можем гарантировать нашим
пациентам гораздо лучший опыт.

Спасибо.

(Аплодисменты)