Скрытая причина бедности, которой нужно заняться сейчас же

Адвокат по правам человека Гэри Хауген замечает, что всеобщее сострадание уже с 1980-х годов приводит к улучшению ситуации с бедностью во всём мире. Но несмотря на все средства, которые мировое сообщество тратит на эту борьбу, есть одна скрытая повсеместная проблема, из-за которой многие по-прежнему живут в нищете. Гэри Хауген рассказывает нам об этой ужасной глубинной причине бедности, на которую мы должны обратить внимание уже сегодня.

Если честно, по натуре

я человек вовсе не жалостливый.

Но мне кажется, в моей профессии
это мне и помогло.

Я адвокат по правам человека

и мне довелось быть свидетелем
множества ужасных событий.

Начинал я в США с дел
о полицейских злоупотреблениях.

Потом, в 1994 году,
меня отправили в Руанду

как руководителя расследования ООН
по фактам геноцида.

И знаете, выяснилось,
что слёзы ничем не помогают

в деле расследования
фактов геноцида.

События, с которыми мне пришлось
соприкасаться, видеть, чувствовать, —

это невозможно передать словами.

Но я могу сказать вам вот что:

геноцид в Руанде —

это один из величайших примеров
полного отсутствия сострадания.

Это слово, «сострадание», происходит
от двух латинских слов:

«cum passio», которые означают
просто «страдать вместе».

События, которые я видел и переживал

в Руанде, будучи всё ближе
и ближе к людским страданиям,

иногда заставляли меня плакать.

Но больше всего мне хотелось,
чтобы я и весь мир

раньше отреагировали на эти события.

И не только слезами,

но и действиями,
которые остановили бы геноцид.

Для сравнения, я также являюсь частью

одного из самых успешных
проявлений сострадания в мире.

Это борьба с бедностью по всему миру.

Борьба, в которой, скорее всего,
участвует каждый из вас.

Я не знаю, как вы узнали про бедность:

из куплетов песни «Нас целый мир»,

из фотографий на холодильнике — фотографий
ребёнка, которого кто-то поддержал,

а может быть, вы на дне рождения
сделали пожертвование на питьевую воду.

Я, на самом деле, не помню,
как я познакомился с бедностью,

я помню, что меня поразило больше всего.

Это была встреча с Винус —

матерью троих детей из Замбии.

Она вдова.

Когда я встретил её, выяснилось,
что она прошла около 20 километров

в единственной одежде,
которая у неё вообще есть,

чтобы добраться до столицы
и рассказать свою историю.

Она сидела со мной часами

и погружала меня в мир бедности.

Она рассказала, каково это,
когда угли, на которых ты готовишь,

в конце концов остывают.

Когда ты используешь последнюю
каплю масла, чтобы приготовить еду.

Когда сама еда —
несмотря на все твои усилия —

заканчивается.

Ей пришлось смотреть,
как её младший сын, Питер,

страдает от недостатка питания,

как его ноги медленно искривляются
и уже не могут держать его.

Как затуманиваются и тускнеют его глаза.

Как он в конечном итоге умирает.

Вот уже 50 лет истории, подобные этой,
вызывают у нас сострадание.

У нас, чьим детям всегда
есть что покушать.

Мы не только интересуемся
проблемой бедности во всем мире,

но и пытаемся сделать что-то,
чтобы прекратить эти страдания.

Конечно, всегда можно сказать,
что мы делаем меньше, чем могли бы,

и что всё, что мы делаем,
не так уж и эффективно,

но правда вот в чём:

борьба с бедностью во всём мире —
это, наверное, самое масштабное

и продолжительное проявление
такого феномена, как сострадание,

в истории человечества.

И я хотел бы поделиться с вами
довольно важным открытием,

которое может навсегда изменить
ваше отношение к этой борьбе.

Но позвольте мне начать с того,
что вы наверняка уже знаете.

35 лет назад, когда я заканчивал школу,

нам говорили, что 40 000 детей
ежедневно умирают из-за бедности.

Сегодня это число упало до 17 000.

По-прежнему слишком много, конечно,

но с другой стороны, это означает,
что каждый год

8 миллионов детей уже не умирают
из-за бедности.

Более того, число людей в мире,

живущих в крайней нищете,

которую мы определяем как необходимость
жить на 1,25 доллара в день,

это число упало с 50%

до 15%.

Это большой результат,

он превзошёл все возможные ожидания.

Думаю, что и я, и вы,

мы действительно можем
гордиться и радоваться тому,

что сострадание имеет реальную силу

и позволяет избавить
миллионы людей от страданий.

Но вот данные,
с которыми вы вряд ли знакомы.

Если немного поднять черту бедности,
всего до 2 долларов в день,

мы увидим, что фактически
всё те же 2 миллиарда людей,

которые жили в крайней нищете,
когда я был в ещё в школе,

до сих пор живут в нищете

35 лет спустя.

Так почему, почему миллиарды людей
всё ещё живут в крайней нищете?

Давайте снова поговорим о Винус.

Десятилетиями я и моя жена,
увлечённые всеобщим состраданием,

поддерживали детей, финансировали
систему микрозаймов,

поддерживали щедрую программу
помощи за рубежом.

Но пока я недавно не поговорил с Винус,

я понятия не имел,
что ни один из этих подходов

не помогает устранить причину,
по которой её сын умер у неё на глазах.

«У нас всё было нормально,
— говорила Винус, —

пока Брутус не начал нам досаждать».

Брутус — это сосед Винус,
а «досаждать» —

это то, что произошло на следующий день
после смерти мужа Винус,

когда Брутус ворвался в дом
и вышвырнул Винус и её детей на улицу,

забрал её землю и разграбил
её палатку на рынке.

Видите ли, Винус оказалась в ужасном
положении именно из-за насилия.

Тогда я, конечно же, сразу понял,

что ни пожертвования детям,
ни микрозаймы,

никакие привычные программы
по борьбе с бедностью

не могут остановить таких Брутусов,

просто потому что они нацелены
совсем на другое.

Всё это стало ещё более очевидно,
когда я встретился с Грисельдой,

прекрасной маленькой девочкой,
которая живёт в очень бедном месте

в Гватемале.

Один из уроков,
который мы усвоили за эти годы, —

это то, что самое эффективное,

что Грисельда и её семья могут сделать,

чтобы они вместе могли
выбраться из бедности,

это отправить Грисельду в школу.

Эксперты называют это
«эффектом девочек».

Но когда мы встретились,
Грисельда не ходила в школу.

Она вообще редко выходила из дома.

За несколько дней до нашей встречи,

когда она со своей семьёй
шла домой из церкви,

среди белого дня,

мужчины из её же посёлка
просто схватили её на улице

и жестоко изнасиловали.

Понимаете, у Грисельды была
возможность ходить в школу,

просто было небезопасно
добираться до неё.

И Грисельда не одинока в этом.

По всему миру бедные девочки и женщины

в возрасте от 15 до 44 лет,

все они, изо дня в день — жертвы насилия,

домашнего и сексуального насилия.

Эти две формы насилия приводят к бóльшему
числу смертей и случаев инвалидности,

чем малярия, автомобильные аварии
и войны вместе взятые.

Суть вот в чём: нищие по всему миру —
заложники целой системы насилия.

В Южной Азии, к примеру,
проезжая мимо рисового завода,

я, бывало, замечал человека,
несущего 50-килограммовые мешки

риса на своей слабой спине.

Но тогда я понятия не имел,

что он — самый настоящий раб

и его насильно удерживают на этом заводе
ещё с тех пор, когда я учился в школе.

Десятилетия различных программ по борьбе
с бедностью в той же местности

не смогли спасти его и сотни других рабов

от избиения, изнасилований,
от бесконечного ада

на этом рисовом заводе.

Напротив, спустя 50 лет работы
разных программ по борьбе с бедностью

в рабстве находится больше людей,

чем когда-либо в истории человечества.

Эксперты говорят, что в рабстве сейчас
находятся около 35 миллионов человек.

Примерно столько людей
живёт во всей Канаде,

где мы с вами сейчас находимся.

Вот почему я со временем
стал называть эту эпидемию насилия

эффектом саранчи.

Потому что насилие просто
врывается в жизни бедных будто чума

и уничтожает всё, к чему прикасается.

И на самом деле, если вы проведёте опрос
в очень, очень бедных селениях,

их жители скажут вам, что больше всего
они боятся именно насилия.

Заметьте, насилие, которого они боятся,

это вовсе не геноцид или войны,

это каждодневное бытовое насилие.

Моей первой реакцией, как адвоката,
конечно, была мысль,

что нужно поменять всё законодательство.

Нужно сделать так, чтобы насилие
по отношению к бедным было незаконным.

Но я узнал, что оно и так незаконно.

Проблема не в том, что нет законов,
защищающих бедных,

проблема в том, что никто
не следит за их выполнением.

В развивающихся странах

сама система обеспечения правопорядка
настолько плохо работает,

что недавно ООН опубликовала отчёт,
в котором говорится,

что «большинство бедных людей живут там,
где закон совершенно не работает».

Поймите, ни вы, ни я
не представляем,

что это означает,

у нас просто нет и не было такого опыта.

Для нас работающая система правопорядка —
это данность.

Ничто не подтверждает мои слова лучше,
чем три простые цифры:

9-1-1 —

конечно же, это телефон
диспетчерской службы полиции

здесь в Канаде и в США,

где среднее время реагирования
на звонок в полицию по номеру 911

составляет примерно 10 минут.

И мы воcпринимаем это
как само собой разумеющееся.

Но что, если бы система обеспечения
правопорядка попросту не работала?

Недавно одна женщина в Орегоне
испытала на себе, каково это.

Субботним вечером она была
у себя дома одна, было уже темно,

когда в её дом начал ломиться
один мужчина.

Это был кошмар наяву,

потому что этот мужчина уже один раз
напал на неё и она попала в больницу

всего две недели назад.

В ужасе она взяла телефон и сделала то,
что сделал бы каждый из нас:

набрала 911.

Но в результате она узнала,
что из-за сокращения бюджета в её округе

силы обеспечения правопорядка
не работали по выходным.

Послушайте.

Диспетчер: «Мне некого к вам послать».

Женщина: «ОК».

Диспетчер: «Ну, естественно, если он
вломится в дом и нападёт на вас,

вы можете попросить его уйти?

И вы не знаете, он пьян или как?»

Женщина: «Я уже просила его уйти.
Я сказала ему, что звоню вам.

Он уже врывался в мой дом,
выломал дверь и напал на меня».

Диспетчер: «Угу».

Женщина: «Да уж, так что...»

Диспетчер: «Вы можете
как-то безопасно уйти из дома?»

Женщина: «Нет, не могу, он блокирует
единственный возможный выход».

Диспетчер: «Ну, всё, что я могу сделать,
это давать вам советы

и позвонить завтра в офис шерифа.

Очевидно, если он войдёт в дом,
если у него есть оружие

или он пытается физически навредить вам,
это совсем другое дело.

Понимаете, офис шерифа у вас не работает.

Мне некого к вам послать».

(Гэри Хауген)
Ужасно, но эта женщина в своём же доме

была жестоко избита,
изнасилована и задушена —

это и есть «жить там, где не работает
закон и нет сил правопорядка».

Именно так живут миллиарды бедных людей.

Как это выглядит?

К примеру, в Боливии, если мужчина
насилует ребёнка из бедных,

у него по статистике больше шансов
поскользнуться в душе и умереть,

чем оказаться в тюрьме
за совершённое им преступление.

В Южной Азии, если человек
делает бедняка рабом,

у него больше шансов,
что его ударит молния,

чем что он окажется в тюрьме
за это преступление.

Эта эпидемия бытового насилия
полыхает каждый день.

Она сводит на нет все наши попытки
помочь миллиардам людей

выбраться из ада под названием
«два доллара в день».

Данные не врут.

Можно предоставить
всевозможные блага и услуги

всем бедным людям,

но если вы не свяжете руки
мерзавцам,

не помешаете им забрать всё,

вы будете очень разочарованы
долгосрочным эффектом от ваших усилий.

Можно подумать, что полный развал
системы обеспечения правопорядка

в развивающихся странах должен
считаться приоритетной проблемой

в рамках глобальной борьбы с бедностью.

Но это не так.

Аудиторы международных программ помощи
недавно выяснили,

что менее одного процента
усилий идёт на защиту бедных

от хаоса и беззакония,
от каждодневного насилия.

Честно говоря, если тема насилия
в отношении бедных и обсуждается,

то ужасающе странным образом.

Организация, занимающаяся свежей водой,
делится страшной историей

о девочках, которых насилуют,
когда они ходят за питьевой водой,

а потом празднует решение проблемы:
новый колодец,

который сильно сокращает их путь за водой.

Конец истории.

И ни слова о насильниках,
которые продолжают жить рядом с ними.

Если бы девушку в кампусе
одного из наших колледжей

изнасиловали по пути в библиотеку,

мы бы не стали радоваться решению в виде
переноса библиотеки поближе к общежитию.

Однако это, по какой-то причине,
устраивает нас, если речь идёт о бедняках.

По правде говоря, обычные эксперты

по экономическому развитию
и борьбе с бедностью

не знают, как решить эту проблему.

И что происходит?

Они просто не говорят об этом.

Но более фундаментальная причина

отсутствия нормальной системы
правопорядка для бедных

в развивающемся мире

заключается в том, что людям с деньгами
в развивающихся странах

это попросту не нужно.

Недавно я был на Всемирном
экономическом форуме,

разговаривал с директорами корпораций,
работающих в развивающихся странах,

и спросил у них:

«А как вы защищаете своих людей
и имущество от постоянных нападений?»

Они переглянулись
и сказали практически хором:

«Мы платим за безопасность».

Так и есть, частные охранные организации
в развивающихся странах

сейчас обладают в четыре, в пять,
в семь раз большими силами, чем полиция.

В Африке крупнейшими работодателями
на всём континенте являются частные армии.

Понимаете, богатые могут купить
безопасность и продолжать богатеть,

а бедные не могут заплатить за порядок,
остаются вообще без какой-либо защиты,

и их раз за разом втаптывают в грязь.

Это вопиющая и позорная несправедливость.

И так не должно быть.

Неработающую систему правопорядка
можно наладить.

Насилие можно остановить.

Почти всегда системы уголовного права

поначалу слабы, коррумпированы,

но их можно преобразовать, просто это
требует множества усилий и настойчивости.

Выход из этой ситуации очевиден.

Первое: нужно сделать так,

чтобы искоренение насилия стало
неотъемлемой частью борьбы с бедностью.

Точнее, любой разговор
о бедности по всему миру,

в котором не упоминается проблема
насилия, должен признаваться несерьёзным.

Второе: необходимо начать
прикладывать реальные усилия

и делиться опытом, чтобы поддержать
развивающиеся страны

по мере того, как они создают новые
государственные системы правосудия,

а не частные охранные фирмы,

системы, которые обеспечивают
безопасность для всех.

Такие преобразования — возможны,

и они происходят прямо сейчас.

Недавно фонд Гейтсов
профинансировал проект

во втором по величине городе
на Филиппинах,

в рамках которого местные
адвокаты и полицейские

смогли преобразовать коррумпированную
полицию и неработающие суды так,

что за какие-то 4 года

им удалось ощутимо снизить

сексуальное насилие над детьми
с целью получения прибыли на 79%.

Знаете, когда мы оглядываемся в прошлое,

самое необъяснимое и непростительное —

это просто отсутствие сострадания.

Я думаю, что история будто бы созывает
трибунал, где заседают наши внуки

и спрашивают нас:

«Бабушка, дедушка, где вы были?

Где ты был, дедушка, когда евреи бежали
из нацистской Германии

и мы не пускали их к себе?

Где ты был?

А ты, бабушка, где ты была,
когда они отправляли

наших сограждан японского происхождения
в концентрационные лагеря?

И где ты был, дедушка,
когда они избивали

наших афроамериканских соседей

просто потому, что те пытались
зарегистрироваться и проголосовать?»

Точно так же наши внуки
будут спрашивать у нас:

«Бабушка, дедушка, где вы были,

когда 2 миллиарда самых бедных людей
в мире тонули в хаосе беззакония

и сталкивались с каждодневным насилием?»

Я надеюсь, что мы сможем ответить им, что
нам хватило сострадания и мы не молчали,

что всё наше поколение прониклось идеей
положить конец этому насилию.

Большое вам спасибо.

(Аплодисменты)

Крис Андерсон:
«Вы говорите очень убедительно.

Расскажите нам о реальных изменениях,

о свершившихся фактах, к примеру,
об улучшении подготовки полицейских.

Насколько это сложно?»

ГХ: «Ну, сейчас происходит чудесная вещь —

становится очевидным полный развал
этих систем и его последствия.

То есть появляется политический стимул
решать эти проблемы.

Но сейчас необходимы средства,
усилия и передача опыта.

Конечно, будут и проблемы политического
характера, нежелание перемен,

но это можно преодолеть,

тому есть подтверждение,
успешные проекты

Международной миссии правосудия,
которые сильно вдохновляют».

КА: «Скажите нам на примере одной страны,
сколько нужно потратить,

чтобы получить существенные изменения
в полиции, к примеру?

Знаю, это лишь часть общей проблемы».

ГХ: «Возьмём Гватемалу,
где мы запустили проект,

нацеленный на местную полицию и суды,
на прокуратуру,

на их переподготовку, чтобы они могли
эффективно разбирать дела такого рода.

И мы увидели, что количество дел в суде
о преступлениях сексуального характера

выросло более чем на 1 000%.

Проект финансировался довольно скромно,
около миллиона долларов в год,

и вот какой результат дают
небольшие вложения,

направленные на строительство
системы уголовного правосудия,

которая может работать при правильной
мотивации, обучении и руководстве,

а люди в этих странах,
особенно средний класс,

думают, что будущего у них нет,

ведь они видят постоянную нестабильность
и приватизацию безопасности,

а я думаю, что у нас есть возможность
это изменить».

КА: «Но чтобы это происходило,
заниматься нужно всей цепочкой сразу —

полицией, кем ещё?»

ГХ: «Да, в этом особенность
охраны правопорядка,

всё начинается с полиции,

они на переднем крае системы правосудия,

но потом они передают дела прокурорам,

а прокуроры передают дела в суд,

а жертвы насилия должны поддерживаться
социальными службами

на всех этих этапах.

Нужен подход, который
нацелен на всю систему целиком.

В прошлом мы занимались
обучением судебных работников,

но они получали дрянные
доказательства от полиции,

или мы работали с полицией,
фокусируясь на наркотиках или терроризме,

но не на том, как предоставить
обычным беднякам хорошую

правоохранительную систему.

Так что дело в работе
на всех уровнях сразу.

Это позволяет людям
даже в очень бедных районах

жить с правоохранительной
системой как у нас,

которая, как мы знаем,
несовершенна, конечно же.

Но как же хорошо, когда
вы можете набрать 911

и, может быть, кто-то защитит вас».

КА: «Гэри, я считаю, вы справились
со своей задачей

и привлекли внимание людей
к этой проблеме,

как в своей книге,
так и сегодня на сцене».

Большое вам спасибо.

Гэри Хауген».

(Аплодисменты)