Наша история об изнасиловании и примирении

В 1996 г. Тордис Эльва пережила юношеский роман с Томом Стрэнджером, студентом по обмену из Австралии. После школьного бала Том изнасиловал Тордис, после чего они расстались на много лет. В этом экстраординарном выступлении Эльва и Стрэнджер рассказывают хронологию многолетнего стыда и молчания, а также приглашают нас по-новому, честно обсудить всеобъемлющую и глобальную проблему сексуального насилия. Чтобы почитать интервью со спикерами, посетите go.ted.com/thordisandtom.

[Выступление содержит
описания сексуального насилия.

Рекомендуется возрастное ограничение.]

Том Стрэнджер: В 1996 году
в возрасте 18 лет

мне посчастливилось принять участие
в программе международного обмена.

По иронии судьбы я австралиец,
который предпочитает холодный климат,

поэтому, садясь в самолёт до Исландии,
я одновременно и радовался, и плакал

после прощания с родителями и братьями.

Меня приняла прекрасная исландская семья,

которая брала меня в походы

и помогала освоить
мелодичный исландский язык.

Поначалу мне было сложно
бороться с ностальгией по дому.

После школы я катался на сноуборде

и много спал.

Два часа химии на языке,
который ты плохо понимаешь,

могут быть хорошим успокоительным.

(Смех)

Мой учитель посоветовал
записаться в школьный театр,

чтобы я мог больше общаться.

В итоге мне не дали роль,

но там я познакомился с Тордис.

Между нами завязался
нежный школьный роман,

мы встречались на обеде,
чтобы подержаться за руки,

и гуляли по старому центру Рейкьявика.

Я познакомился с её приветливой семьёй,
а она — с моими друзьями.

Мы встречались чуть больше месяца,

когда состоялся школьный
Рождественский бал.

Тордис Эльва: Мне было 16,
и я была влюблена первый раз в жизни.

Прийти вместе на Рождественский бал

означало публично
подтвердить наши отношения,

и я чувствовала себя самой
счастливой девушкой на свете.

Я больше не была ребёнком,
я стала девушкой.

Опьянённая своим взрослением,

в тот вечер я решила впервые
в жизни попробовать ром.

Это была ужасная идея.

Мне стало очень плохо,

я отключалась и приходила в сознание

между приступами судорожной рвоты.

Охранники хотели
вызвать мне скорую помощь,

но Том повёл себя,
как мой рыцарь в сияющих доспехах,

и сказал им, что сам отвезёт меня домой.

Всё было похоже на сказку,

его сильные руки

уложили меня в мою постель.

Но благодарность, которую я испытывала
к нему, скоро сменилась ужасом,

когда он продолжил снимать
с меня одежду и забрался на меня.

Я тут же отрезвела,

но моё тело было ещё слишком
слабым, чтобы сопротивляться,

и боль совершенно ослепила меня.

Мне казалось, что меня разорвали на части.

Чтобы не сойти с ума,

я молча считала движения
секундной стрелки будильника.

И с той самой ночи

я знаю, что в двух часах 7 200 секунд.

Несмотря на то, что я хромала
несколько дней и рыдала неделями,

я не считала случившееся
изнасилованием, о которых знала из ТВ.

Том не был вооружённым маньяком,

он был моим парнем.

И это произошло не в тёмной аллее,

это случилось в моей собственной постели.

Когда я осознала, что случившееся
со мной было изнасилованием,

он завершил свою программу по обмену

и вернулся в Австралию.

И я сказала себе, что ворошить прошлое
не имеет никакого смысла.

Кроме того,

каким-то образом я тоже была виновата.

Меня вырастили в мире,
где девочкам объясняют,

что они становятся жертвами
насилия неслучайно.

Их юбка была слишком коротка,

их улыбка была слишком открытой,

от них пахло алкоголем.

И я была виновна по всем трём статьям,

а значит, мне должно было быть стыдно.

Прошли годы прежде, чем я поняла,

что только одна вещь могла уберечь меня
от изнасилования той ночью,

и это не была моя юбка,

или моя улыбка,

или моё детское доверие.

Единственная вещь, которая могла
уберечь меня от изнасилования той ночью, —

мой насильник,

если бы он сам остановился.

ТС: Мои воспоминания
следующего дня размыты:

последствия алкоголя,

какая-то пустота,
которую я пытался приглушить.

Ничего больше.

Но я так и не пришёл к Тордис.

Сейчас важно заметить,

что я не видел свой поступок
в реальном свете.

В моих мыслях не звучало слово
«изнасилование», хотя должно было,

и воспоминания о прошлой ночи
не мучили меня.

Это не было сознательным отрицанием,

скорее, осознание реальности
оказалось под запретом.

Я совершенно не понимал, что мои действия

нанесли Тордис страшную травму.

Если честно,

я полностью отвергал случившееся
в последующие дни

и в момент самого преступления.

Я не признавал правду, убеждая себя
в том, что это был секс, а не насилие.

И за эту ложь я испытывал
мучительную вину.

Через несколько дней я порвал с Тордис,

и после этого я видел её пару раз

за всё оставшееся время в Исландии,

каждый раз ощущая мучительную тоску.

В глубине души я знал, что сотворил
что-то невыразимо неправильное.

Но сам того не осознавая,
я погружал воспоминания всё глубже,

стараясь никогда не думать о них.

За этим последовали девять лет,

которые можно озаглавить
«Отрицание и бегство».

Когда у меня была возможность осознать,
какие муки я причинил,

мне не хватило духа, чтобы сделать это.

Я изо всех сил отвлекал своё внимание,

принимал запрещённые вещества,

совершал рискованные поступки

или скрупулёзно отслеживал
свой внутренний диалог —

я отказывался остановиться
и побыть в тишине.

И со всем этим шумом

я погружался в другие аспекты своей жизни,

чтобы выстроить картину того, кем я был.

Я был сёрфингистом,

студентом факультета социальных наук,

другом хороших людей,

любимым братом и сыном,

гидом по уличным развлечениям,

наконец, я работал с молодёжью.

Изо всех сил я убеждал себя,
что не был плохим человеком.

Я даже не подозревал,
что это было частью меня.

Я думал, что вырос другим человеком.

Меня заботливо воспитала

большая любящая семья
с достойным примером поведения,

меня окружали добрые и искренние люди,

которые уважали женщин.

Прошло много времени прежде, чем я смог
заглянуть в этот тёмный угол моей сущности

и задать себе вопросы.

ТЭ: Прошло девять лет
после Рождественского бала,

мне было 25,

и я уверенно приближалась
к нервному срыву.

Моя самооценка была похоронена под грузом
разрушающего душу молчания,

которое изолировало меня ото всех,
кто был мне дорог,

и я была поглощена
неуместной ненавистью и гневом,

которые я взвалила на свои плечи.

Однажды я выбежала из дома в слезах

после ссоры с любимым

и забрела в кафе,

в котором попросила у официантки ручку.

Я всегда носила с собой блокнот,

уверяя себя, что он мне нужен для
записи идей в моменты вдохновения,

но на самом деле мне нужно было
постоянно что-то делать,

потому что в минуты покоя

я снова начинала считать секунды.

Но в тот день я с удивлением смотрела
на слова, которые выходили из-под пера

и складывались в самое важное письмо,
когда-либо написанное мною,

адресованное Тому.

Вместе с деталями воспоминаний
о жестокости, которой он подверг меня,

слова: «Я хочу найти прощение»,

смотрели на меня,

поражая в самое сердце.

Но глубоко в душе я понимала, что это
и был мой путь избавления от страданий,

потому что независимо от того,
заслуживал он или нет моего прощения,

я имела право на покой.

Моя эра стыда закончилась.

Прежде, чем отправить письмо,

я готовилась к самым разным
версиям негативного ответа,

или, что мне казалось наиболее вероятным,
к отсутствию ответа вовсе.

Единственный результат,
к которому я не была готова, —

это тот, который я получила.

Напечатанное признание от Тома,
полное обезоруживающего сожаления.

Как выяснилось, он тоже
находился в плену молчания.

И это положило начало переписке
длиной в восемь лет,

и знает Бог, что она никогда
не была простой,

но всегда оставалась честной.

Я освободилась от груза,
который по ошибке взвалила на свои плечи,

а он искренне принял на себя
ответственность за то, что совершил.

Благодаря нашей переписке

мы разобрали последствия той ночи,

и среди сказанного
были слова, терзающие душу,

но были и те, которые несли
с собой исцеление.

И всё-таки мне чего-то не хватало.

Может быть, потому, что электронная
переписка недостаточно личная,

может, потому, что легко быть смелым,

когда прячешься за экраном компьютера
на другом конце планеты.

Но мы начали диалог,

который, я чувствовала,
нужно было разобрать до конца.

Так, после восьми лет переписки

и примерно через 16 лет
после той страшной ночи,

я набралась смелости
предложить сумасшедшую идею:

встретиться лицом к лицу

и посмотреть нашему прошлому в глаза
раз и навсегда.

ТС: Исландия и Австралия географически
находятся тут и тут.

Посередине между ними
расположена Южная Африка.

Мы решили встретиться в Кейптауне,

и мы приехали туда на одну неделю.

В этом городе царит
потрясающая атмосфера для того,

чтобы полностью погрузиться
в примирение и прощение.

Нигде в мире исцеление
и сближение не подвергали

таким испытаниям, как в Южной Африке.

Как нация, Южная Африка стремилась найти
баланс между правдой о своём прошлом

и деталями своей истории.

Осознание этого только увеличило эффект,
который Кейптаун оказал на нас.

На протяжении этой недели

мы буквально рассказывали друг другу
истории своих жизней

от начала до конца.

И так мы смогли проанализировать
нашу общую историю.

Мы пообещали быть честными друг с другом,

а это означало определённую открытость

и неприкрытую уязвимость.

Были и откровенные исповеди,

и моменты, когда мы
совершенно не могли понять

переживания друг друга.

Мы проговорили и прочувствовали
последствия сексуального насилия

лицом к лицу.

Однако временами

нам всё было предельно ясно,

и мы даже находили моменты совершенно
неожиданного, но освобождающего смеха.

Когда мы заговорили о главном,

мы со всем вниманием слушали друг друга.

И наши отдельные реальности были
преисполнены незапятнанной чистоты,

которая не могла не помочь облегчить душу.

ТЭ: Желание отомстить — это естественная,
,

даже инстинктивная реакция человека.

И всё, чего мне хотелось все эти годы, —

это причинить Тому такую же
сильную боль, какую он причинил мне.

Но если бы мне не удалось найти
выход из ненависти и гнева,

возможно, я не стояла бы здесь сегодня.

Я не могу сказать, что всё это время
у меня не было сомнений.

Когда самолёт приземлился на
посадочную полосу в Кейптауне,

я помню, что подумала:

«Почему я просто не пошла к терапевту
и не залила всё это водкой,

как нормальный человек?»

(Смех)

Иногда наш поиск
взаимопонимания в Кейптауне

напоминал невыполнимый квест,

и мне очень хотелось всё бросить

и уехать домой к моему
любящему мужу, Видиру,

и нашему сыну.

Но, несмотря на все трудности,

это путешествие
закончилось чувством победы

и осознанием того, что свет победил тьму,

что на руинах можно построить дом.

Я где-то читала,

что нужно пытаться стать человеком,
которого вам не хватало в юности.

И тогда, когда я была подростком,

мне очень нужно было знать,
что мне нечего стыдиться,

что после изнасилования есть надежда,

что можно даже стать счастливой,

как я со своим мужем.

Именно поэтому, вернувшись из Кейптауна,
я начала лихорадочно писать,

и в результате получилась книга,
изданная в соавторстве с Томом,

которая, мы надеемся, сможет помочь
людям, стоящим в разных концах шкалы

«преступник — жертва».

В любом случае

это история, которую нам нужно было
услышать, когда мы были моложе.

Учитывая природу нашей истории,

я знаю слова, которые
неизбежно её сопровождают, —

жертва и насильник.

Ярлыки помогают упорядочить
общие понятия,

однако своим подтекстом они также
могут лишить человеческого достоинства.

Если кого-то однажды признали жертвой,

то гораздо легче отстраниться от них,
словно они испорченные,

обесчещенные,

неполноценные.

И наоборот, если кого-то
назвали насильником,

то гораздо проще считать его монстром,

нечеловеком.

Но как нам понять,
что именно в человеческом обществе

продуцирует насилие,

если мы отказываемся видеть человека
в том, кто это насилие совершает?

И как...

(Аплодисменты)

Как можно помочь жертвам, заставляя
их чувствовать себя неполноценными?

Как мы можем обсуждать решения
одной из крупнейших угроз

жизням женщин и детей во всем мире,

если сами слова, которые мы используем,
являются частью проблемы?

ТС: Итак, я осознал,

что ночью 1996 года повёл себя,
как эгоист.

Я чувствовал, что заслужил тело Тордис.

В целом я знал лишь
положительное влияние общества

и видел только примеры
равноправного поведения.

Но в тот раз

я избрал порочный путь.

Путь, согласно которому женщина
имеет меньшую ценность,

а мужчина по умолчанию обладает
символичной властью над её телом.

Это влияние, о котором я говорю,
на самом деле чуждо мне.

И в той комнате никто,
кроме меня, не делал выбор,

никто, кроме меня.

Когда ты владеешь чем-то

и действительно признаёшь свою вину,

я верю, что может произойти
удивительная вещь.

Я называю это парадоксом ответственности.

Мне казалось,
что я не устою под её грузом,

я думал, что моё право быть человеком
будет уничтожено.

В реальности же мне предложили
по-настоящему осознать свой поступок

и понять, что он не является
моей сущностью.

Проще говоря,

наши поступки не определяют то,
кто мы есть на самом деле.

Шум в моей голове прекратился.

Снисходительная жалость к себе утихла,

и её сменил чистый воздух принятия,

принятия того, что я ранил прекрасного
человека, стоящего сейчас рядом со мной;

принятия того, что я — часть огромной
группы мужчин, которые ежедневно

проявляют сексуальное насилие
по отношению к своим партнёрам.

Не нужно недооценивать силу слов.

Признание Тордис в том, что я её
изнасиловал, помогло мне обрести мир

как с собой, так и с ней.

Но важнее всего то,

что вина перешла от Тордис ко мне.

Слишком часто

ответственность возлагается на женщин,
перенёсших сексуальное насилие,

а не на мужчин, которые его совершают.

Слишком часто

отрицание и бегство от реальности
отдаляют участников от истины.

Сейчас абсолютно точно
происходит общественный диалог,

и, как и многим другим,

нам очень приятно,
что всё меньше людей избегают

этой сложной, но важной дискуссии.

Я чувствую огромную ответственность за то,
что мы участвуем в ней.

ТЭ: Мы не призываем повторить наш путь
примирения и исцеления.

Никто не имеет права говорить, как именно
можно справиться со своей сильнейшей болью

или самой ужасной ошибкой.

Нарушить тишину и заговорить
всегда очень сложно,

и в зависимости от того,
где вы находитесь,

заговорить об изнасиловании
может оказаться смертельной ошибкой.

Я понимаю, что даже самое травматичное
событие в моей жизни

всё же свидетельствует о моей
привилегированности,

потому что я могу говорить об этом,
не боясь быть изгнанной

или убитой.

Но эта привилегия иметь право голоса

несёт с собой ответственность
воспользоваться им.

Это самое меньшее, что я должна тем
жертвам, кто не может говорить открыто.

История, которой мы здесь
поделились, уникальна,

и в то же время, в условиях эпидемии
сексуального насилия, так распространена.

Но так быть не должно.

На моём пути к исцелению
мне очень помогла одна вещь —

это изучение вопроса сексуального насилия.

В результате я читала, писала

и рассказывала об этой проблеме
более десяти лет,

посещая разные конференции по всему миру.

И по своему опыту могу сказать,

что посетители таких мероприятий
почти всегда только женщины.

Но нам давно пора прекратить считать, что
сексуальное насилие — это проблема женщин.

(Аплодисменты)

В большинстве случаев сексуальное насилие
против женщин и мужчин,

совершается мужчинами.

И тем не менее в этом обсуждении
они практически не участвуют.

Но здесь важен каждый из нас.

Просто представьте, сколько страданий
мы смогли бы облегчить,

если бы мы осмелились вместе
посмотреть этой проблеме в лицо.

Спасибо.

(Аплодисменты)