Ваби-саби: величие несовершенства | Шерил Хантер | TEDxSantaMonica

Шерил Хантер делится своим непростым жизненным опытом, считая, что вовремя и правильно рассказанная история способна научить, дать надежду и оказать мощное воздействие на людей.

Шерил, преподаватель, писатель и тренер высшей квалификации, начиная с 1995 года, провела для более 86 000 человек семинары по персональному развитию.

Это выступление записано на мероприятии TEDx, независимо организованном местным сообществом с использованием формата конференций TED. Узнайте больше на http://ted.com/tedx

Есть разный опыт, которым мы делимся,

тот, который мы получаем, будучи людьми.

Опыт, которым мы делимся, объединяет нас.

И, возможно, никакой опыт
не объединяет нас больше,

чем опыт прохождения
через тяжёлые обстоятельства,

трудные ситуации в нашей жизни.

Иногда, когда возникают эти ситуации,

в голове лишь крутятся вопросы:
«За что? Почему я?»,

так как мы пытаемся понять смысл жизни.

Думаю, что тяжёлые обстоятельства
объединяют нас, как ничто другое,

потому что мы все сталкиваемся с ними.

В каком-то месте в какое-то время мы все

можем попасть в такие ситуации,
и я не исключение.

Когда я была ребёнком,
мне очень хотелось перемен.

Я выросла на конном ранчо
в глуши гористого Колорадо.

Мы жили на самом верху горы,

и в любом направлении, кроме одного,
далеко за многие километры

не было вообще признаков цивилизации.

Я любила это место, оно было идеальным,

я проводила своё детство верхом на лошади,
но мне очень были нужны перемены.

Меня тянуло к цивилизации, к культуре,

мне хотелось одеваться так,
как я видела в журналах,

во что-то другое, кроме джинсов Wrangler.

(Смех)

И меня тянуло уехать туда, где были люди,

я хотела встречаться с ними,
видеть их или узнавать их,

любого, кто не был родственником.

(Смех)

Город просто звал меня,
и я должна была откликнуться на его зов.

Однажды, когда я прогуливала школу,

чтобы придумать план, меня осенило.

Я прыгнула на свой мопед
и через час и пятнадцать минут

я была в городе Колорадо,
ближайшем, где был универмаг.

Я выбрала журнал «Гламур»
своим путеводителем

и прямо на его страницах достаточно чётко

увидела план своей жизни, ясный как день.

Я могла бы стать моделью,
так как была достаточно высокой

и уже играла в баскетбол с мальчишками.

Просто нужно было поехать куда-то,
где были нужны модели.

(Смех)

Я выбрала Европу и уговорила
свою подругу Лиззи ехать со мной.

Мы обе нашли пару работ,
заработали деньги.

И вот наконец наступил большой день.

Как только мы приземлились во Франции,

какой-то человек с камерой
вокруг шеи подошёл ко мне.

Он спросил, не модель ли я, и сказал,
что мог бы сделать меня моделью,

если я пойду с ним и его другом,
стоящим неподалёку.

Вот как легко стать моделью во Франции!

Лиззи сказала: «Ни за что!»

Но Лиззи не знала ничего про мой
главный план, и я просто бросила её,

пошла за парнем с камерой и его другом...

Они напоили меня чем-то,
отвезли на заброшенную стройку

и безжалостно избили.

Даже не помню, кричала ли я,
когда меня избивали.

Они снова поили меня чем-то
и периодически насиловали.

И они меня резали.

Единственное, что я тогда могла делать,

это отвернуться от них
как можно дальше вправо

и просто уставиться на стену.

Там было что-то танцующее,
какое-то пятно света на стене.

Должно быть, что-то отражалось снаружи,
и что бы это ни было, оно было свободно.

Изо всех сил я уставилась
на это маленькое пятно света,

и чем пристальнее я всматривалась,
тем больше сама становилась им.

Не какой-то там девкой с помойки,
разодранной в клочья,

а просто танцующим, маленьким
мерцающим «светлячком»,

способным улететь в любой
момент, куда захочет.

Они выбросили меня где-то
на парковке спустя три дня.

И тогда в голове засели вопросы «Почему?»

«Зачем я вообще приехала сюда?»

«Почему я не могла просто быть
счастливой, оставаясь дома, как другие?»

«Почему Бог допустил,
чтобы это случилось со мной?»

Я никому не сказала об этом, я не могла.

Ведь я стала грязной и мерзкой,
испорченной и использованной.

И если бы я рассказала кому-то, если бы
кто-то узнал, что со мной произошло,

они бы узнали всё это, поэтому я молчала.

Никто не знал. Я схоронила это в себе.

Я стала очень, очень
отчуждённой и отдалённой

и совсем одинокой.

И всё-таки я стала моделью.

Эта профессия очень мне подходила.

Ни разу за все годы работы моделью
со мной никто не говорил по душам.

Мы все были одного поля ягодами!

(Смех)

Выражение «хорошо там, где нас нет»

отлично отражает модельный мир.

Куда бы я ни попадала, они могли

вскоре отправить меня ещё куда-нибудь,

потому что там, где мы не были,

нам кажется лучше, чем там, где мы есть.

Из Парижа меня посылали в Нью-Йорк,
из Милана в Париж, из Лондона в Японию.

Именно в Японии начался
следующий этап моего пути.

За исключением времени съёмок
я проводила всё остальное время

пребывания в Японии в самом агентстве.

У них был огромный, совсем
не используемый конференц-зал.

Там вообще никого не было,

кроме дедушки и бабушки
собственников этого агентства.

В Японии есть потрясающая традиция.

Они включают своих стариков в свой бизнес

и в личную жизнь, считая их кладезем

мудрости и знаний. Вот это идея.

И однажды я забрела в тот конференц-зал,

честно говоря, просто помечтать о том,

как бы отомстить тем парням из Франции.

Но я собиралась читать книгу

и, задумавшись, села за большой,
деревянный стол

для конференций, стоявший там.

Он был около трёх метров в длину

и вырезан из одного цельного куска дерева.

Стол был прекрасный, но имел много

вмятин и зазубрин, да ещё сужался

к одному краю там, где сужалось дерево.

Я сидела там, машинально водя пальцами

вдоль одной из вмятин в древесине,
когда появилась бабушка

и, уставившись на меня,
сказала: «А-а, ваби-саби!»

Она вывела меня из ступора.
«Что-что? Ваби Саа? Типа васаби?»

Из смежной комнаты мой агент Миоко,

прикрыв телефон рукой, смеялась: «Не-ет!»

Я обернулась к старушке:
«Простите, ваби-саби —

это что-то вроде стола
для конференций? Дерево?»

Из другой комнаты Миоко
снова вступила в разговор:

«Нет, нет, нет! Ваби-саби —
это японская эстетика!»

«Ага», — сказала я, совсем запутавшись.

Через какое-то время Миоко вошла
в зал вместе со своим дедушкой,

и уже втроём они по очереди рассказали мне

свою версию того, что означает ваби-саби.

По словам дедушки, ваби-саби —

важнейший из всех японских принципов.

Ваби-саби утверждает, что красота
любого объекта лежит в его недостатках,

таких как ошибки и повреждения

или испорченные части,

которые принадлежат именно ему.

Бабушка сказала, что красота
познаётся в контрастах,

поэтому лишь тогда можно увидеть
что-то в воплощённом совершенстве,

когда в него включена также
некоторая доля несовершенства.

Эти люди совсем затуманили мою голову.

Мне надо было выйти на воздух.

Собрав своё барахло, я вышла прогуляться.

Этого не может быть.

Значит ли это, что ваби-саби
можно применить даже ко мне?

Вряд ли. Я продолжала идти.

Подойдя к уличному кафе,
я заказала себе обед,

села за столик и принялась читать.

Но вскоре я услышала крики.

Подняв глаза, я увидела
растрёпанную женщину,

которая, как оказалось,
кричала на меня и вопила:

«Naze! Sensô Nihon! Sensô Nihon!»

Я заёрзала на месте и стала оглядываться.

Меня определённо с кем-то перепутали,

но вне всякого сомнения
её слова были обращены ко мне!

Мужчина за соседним столиком
наклонился и сказал мне

«Она спрашивает, почему
ты развязала в Японии войну?»

(Смех)

Я не развязывала войну в Японии.
Мне мало лет. Развязала в Японии войну.

Думаете. я похожа на какого-то пижона
шестидесяти лет в армейской униформе?

Я же не президент, мне совсем мало лет.

Я вообще против войны!

Уткнувшись в книгу, я попыталась
делать вид, что ничего на происходит.

Но женщина не успокаивалась:
«Naze! Sensô Nihon! Sensô Nihon!»

Она достала из одной из своих сумок
конверт и осторожно открыла его.

В конверте были две фотографии.

Обе чёрно-белые, рваные и пожелтевшие.

На одной был мужчина, на другой — женщина.

Сжав фотографии в руке,
она подняла их над головой

и теперь начала плакать.

Я больше не могла игнорировать её.
Я подняла глаза.

Теперь все смотрели на нас,

на женщину с фотографиями над головой

и на меня — единственную неазиатку.

Она продолжала вопить и плакать.

Мужчина с соседнего столика снова
обернулся ко мне и на этот раз сказал:

«Она спрашивает, почему?
Почему ты убила её родителей?»

Теперь это уже было совсем из рук вон.

«Убила её родителей».
Женщина не в себе, вот что происходит.

Захлопнув книгу, я стала
собирать вещи в сумку.

Гляньте на неё! По лицу текут сопли,

надуваясь пузырями, когда она говорит.

Посмотрите на её безумные глаза...

Я случайно встретилась с ней взглядом.

И сразу увидела в них ... смятение

и разочарование, а ещё злость,
и ярость, и неистовство,

и её совершенную неспособность
выразить все эти чувства.

Я увидела глубинный,
тёмный след её одиночества,

и я больше не видела сумасшедшую женщину.

Я увидела себя.

Оставив свои вещи на столе,
я поклонилась этой женщине.

Она перестала плакать, перестала вопить.

Она совсем затихла.

Когда, наконец, я подняла глаза,

то сказала всего два слова
имевших какой-то смысл:

«Ваби-саби».

(Смех)

Спокойно собрав вещи, я встала

и поклонилась.

Все, от мала до велика,
поклонились в ответ.

Раньше я молилась,
чтобы ваби-саби было реальностью

и было как-то применимо и ко мне.

Какое-то время я даже считала,
что для исцеления от своих ран

мне придётся навсегда остаться в Японии.

(Смех)

Теперь я думаю иначе.

Вы все прекрасны.

И прекрасными вас делает как раз то,

что вы раньше считали своими недостатками.

Я оставляю вас с глубочайшим желанием,

что вы распознаете свою красоту,

что вы поймёте своё величие,

что вы проявите своё ваби-саби!

(Аплодисменты) (Одобрительные возгласы)