Человек-паук, Король Лев и жизнь на грани творчества

Показав захватывающие кадры таких произведений как «Фрида», «Буря» и «Король Лев», режиссёр Джулия Теймор решила поделиться моментами жизни, наполненными театром и кино. Когда споры по поводу её бродвейского мюзикла «Человек-паук: Погасить тьму» были в самом разгаре, она решила откровенно рассказать о творческом процессе, о том, как она стремится раскрыть саму суть и в тоже время создать картину, которая будет отличаться от всех остальных.

(Музыка)

[«Царь Эдип»]

[«Король Лев»]

[«Тит»]

[«Фрида»]

[«Волшебная Флейта»]

[«Через Вселенную»]

(Аплодисменты)

Джулия Теймор: Спасибо. Большое спасибо.

Это примеры театральных постановок,
а также опер

и фильмов, которые я создала
за последние 20 лет.

Мне хотелось бы начать

с небольшой истории

о моей жизни в Индонезии,

о плодотворном периоде моей жизни.

Как и все мифы,

такие истории нужно пересказывать
снова и снова

и никогда не забывать.

Когда моя жизнь
превращается в бурлящий котёл,

как сейчас, я прохожу

через суровые испытания и сгораю дотла,

как и все люди.

Все творческие люди знают,
что есть момент,

когда ты уже сгорел,
но ещё не превратился в Феникса.

(Смех)

Но тот момент, про который я расскажу,

совершенно другая история.

Я хочу вернуться к Индонезии,

мне было около 21-22 лет,

и я проходила там обучение.

И вот я стою у кратера Гунунг Батур,

на острове Бали, после двух лет

обучения и выступления на сцене.

Я была в деревне,

где молодые мужчины

проходили обряд посвящения.

Оказалось, что не только они, но и я.

Я сижу на площади перед храмом

под великим баньяном, в темноте,

где вместо электричества — полная луна,

которая освещает всё вокруг,

и слушаю прекрасную музыку,

похожую на концерт Чарлза Айвса.

Это гамеланы со всех деревень

играли на церемонии,

которая проходит раз в пять лет.

Я думала, что сижу
под деревом в темноте одна.

Но неожиданно в темноте

на противоположном конце площади

я заметила блики зеркал.

20 пожилых мужчин,
которых я видела впервые,

были одеты в костюмы воинов.

Они были в головных уборах
с копьями в руках.

Они внезапно появились на площади,
где больше никого не было, а я пряталась в тени.

Не было ни души,

они вышли и начали свой невероятный танец.

«Ху-ху-ху-хо-хо-хо-ха-ха-ха».

Они двигались в танце,
подавались вперёд,

а свет отражался от их костюмов.

Я жила театром с 11 лет,

выступала и творила там,
и я спросила себя:

«Перед кем они выступают

в этих замысловатых костюмах

и необычных головных уборах?»

Я поняла, что они выступали перед Богом,

кем бы он ни был.

Так или иначе, речь не шла о славе.

Речь шла не о деньгах.

Никто не написал бы об этом.
Это была далеко не сенсация.

Казалось, эти невероятные артисты

выступали целую вечность.

Однако как только

они закончили и растворились в темноте,

вышел молодой человек с фонарём,

повесил его на дерево
и задёрнул занавес.

На площади оказалось яблоку негде упасть.

Они играли оперу всю ночь напролёт.

Людям нужен был свет.

Он был нужен им, чтобы смотреть.

Итак, какие выводы я сделала
из этого невероятного,

плодотворного периода моей жизни
в качестве артиста?

Вы должны быть верны тому,

во что верите, до конца,

но также вы должны помнить,

что там, в жизни, всё ещё есть люди,

и они нуждаются в свете.

Вот тот самый баланс,

которого, как я думаю,
нам следует придерживаться,

когда мы создаём что-то невероятное,

то, что никто никогда не видел,

тот воображаемый мир,

где вы, на самом деле, не знаете,
чем всё закончится, —

вот та грань, тот край кратера,

по которому я хожу всю свою жизнь.

Мне бы хотелось рассказать

немного о том, как я работаю.

Возьмём, к примеру «Короля Льва».

Вы видели много примеров
моих работ на экране,

но эту знают почти все.

Я начну с понятия иероглиф.

Иероглиф похож на мазок кисти,
оставленный японцами.

Всего три мазка, и у вас уже
целый бамбуковый лес.

Я обращаюсь к идее «Короля Льва»

и спрашиваю: «А в чём суть?

В чём основная мысль?

Если изобразить всю историю

одним рисунком, каким он будет?»

Круг. Круг. Это же очевидно.

Круг жизни. Круглая маска Муфасы.

Когда во втором акте стоит засуха,

как мы изобразили засуху?

Мы разложили по кругу шёлковую ткань,

которая исчезает в дыре на сцене.

Круг жизни — колёса,

которые приводят в движение антилоп.

Вы видите, как это работает.

Будучи человеком театра,
что я знаю и люблю в нём,

так это то, когда собирается
полный зал людей.

Они оставляют своё неверие
за пределами театра,

и когда они видят мужчину или женщину

с блюдом травы на голове,

они знают, что это саванна.

Им не надо спрашивать, что это.

Я люблю обманчивую
правдоподобность театра.

Мне нравится, что люди хотят
заполнить пробелы.

Зрители готовы сказать:

«О, я знаю, что это ненастоящее Солнце.

Вы взяли палочки.

Вы пришили к ним кусок шелка.

Вы подвесили их.
А затем опустили на пол сцены.

И вы подтягиваете их за верёвочки.
И так всходит Солнце».

Вся прелесть не в шёлке
и не в палочках.

А в том, что делает процесс
одухотворённым.

То, что вдохновляет вас.

Это не буквально восходящее Солнце.

Это искусство.

Чем драматичнее театральная история,

книга или язык,

тем процесс повествования истории,
то, как вы её расскажете,

какие методы и техники примените,

будет ближе к самой истории.

Я люблю и хай-тек и лоу-тек.

И я могла бы начать,

например, с «Человека-паука»,
позже я покажу некоторые сцены

и эти невероятные машины,
которые двигают людей.

На деле же, без танцора,

который знает, как нужно правильно
двигаться на этих тросах,

машины — ничто.

Сейчас я покажу некоторые моменты

из другого крупного проекта моей жизни —

«Бури».

Это фильм. Я ставила «Бурю»
на сцене три раза —

в 1984, 1986,

и я обожаю эту пьесу.

Протагонистом всегда был Просперо.

И вдруг я подумала:

«Кого же мне пригласить
на роль Просперо?

Почему бы не Хелен Миррен?
Она отличная актриса. Почему бы и нет?»

И всё удачно подошло
под женскую роль.

Давайте посмотрим кое-что

из фильма «Буря».

(Музыка)

(Видео) Проспера: Выполнил ли ты
все мои приказы о буре?

Ариэль: На королевский я напал корабль.
Повсюду там, от носа до кормы – я сеял ужас.

Проспера: С первого же взгляда огонь любви
зажёгся в их глазах.

Миранда: Так меня вы любите?

Фердинанд: Бескрайне. Безгранично.

Проспера: Они друг другом очарованы.

Тринкуло: Каких странных постельников
даёт человеку нужда!

(Музыка)

Повеселиться жаждете, милорд?

Калибан: Скажи, на остров с неба ты сошёл?

Стефано: А как же!
С Луны свалился. Будь уверен.

Проспера: Калибан!

Калибан: Сей остров — мой!

Проспера: Всю ночь — попомни это —
будут духи тебя колоть и судорогой корчить.

Антонио: Вот на земле лежит твой брат;
но, спящий или мертвец, — он то же, что земля.

Себастьян: Так обнажи свой меч!

Мне, королю, ты будешь первый друг!

Проспера: Но я их покараю всех,
да так, что завопят...

Ариэль: Я на безумие вас обрекаю.

Проспера: Мы созданы из вещества того же,
что наши сны.

И сном окружена
вся наша маленькая жизнь.

(Музыка)

ДжТ: Отлично.

(Аплодисменты)

И так я отошла

от малобюджетной постановки «Бури»

в театре много лет назад,

хотя я и люблю эту пьесу, и считается,

что это последняя работа Шекспира,

и, как видите, по ней легко снять фильм.

Я хочу показать вам пример того,

как пьесу ставят в театре,

а потом используют
ту же идею или историю,

чтобы воплотить её в кино.

Помните иероглифы,
о которых я говорила?

Какой подходит «Буре»?

Что, если свести весь фильм

к одному знаку,

в который я могла бы поверить?

Этот знак — песочный замок.

Идея о пропитании против природы,

основа которой легла
в построение цивилизаций —

героиня Хелен Миррен, Проспера,
говорит об этом в конце.

Мы построили их, но среди сил природы,
когда бушевала буря,

эти башни, скрывающиеся за облаками,
эти великолепные дворцы исчезнут,

и не останется ни камешка.

В начале пьесы на сцене

мы насыпали черный песок
и поставили белую диораму,

а на горизонте маленькая девочка,

Миранда, строила замок,
замок из песка.

И пока она сидела в том углу сцены,

двое рабочих полностью в чёрном,

с лейками в руках, подбежали к ней

и стали лить воду сверху на замок,

и он начал рушиться,

но прежде, чем он рассыпался,

зрители увидели рабочих,
одетых в черное.

Все было очевидно. Даже банально.
Мы уже видели это.

Но пока они лили воду,

свет изменялся,
мы отводили внимание

от рабочих в черном,
как мы любим это делать в театре,

мы сфокусировались на воде.

Внезапно ракурс меняется.

И вода превращается во что-то большее.

Она превращается в бурю.

Актеры, кукловоды, все исчезает,

весь зал наблюдает только за тем,

что происходит
в этом воображаемом мире «Бури».

Разница

между кино и театром в том,

что фильм начинается

с крупного плана песочного замка,
замка из черного песка —

с помощью камеры

можно менять ракурс,

использовать крупный и дальний планы.

Фильм начинается с крупного плана замка,

и как только камера отодвигается,

вы понимаете, что это
миниатюра песочного замка

на ладошке маленькой девочки.

Ещё я могу играть с ракурсами,

переходить от одного к другому,

чтобы добиться такого эффекта.

А сейчас давайте посмотрим
«Человека-паука».

(Музыка)

(Видео) Питер Паркер: ♪ С опасного края

Легко я ускользаю. ♪

ДжТ: Мы стараемся сделать в театре то,

что вы не сможете повторить

в двухмерном изображении фильма.

ПП: ♪ Соберись и совладай с собой. ♪

Джордж Цыпин: Мы смотрим на Нью-Йорк
глазами Человека-паука.

Сила притяжения
не действует на Человека-паука.

Не действует она и на Манхэттен в шоу.

ПП: ♪ Будь собой и поднимись над всеми! ♪

Вместе: ♪ Удар! Бах! ♪

♪ Хлопок! Рывок! ♪

Дэнни Эзралов: Я не хочу, чтобы вы
даже думали о хореографе.

Всё что происходит реально.

Я предпочитаю, чтобы вы смотрели,

как люди двигаются, а потом:
«Эй, что это было?»

(Музыка)

ДжТ: Если в скульптуре достаточно жизни,

актёр просто двигает головой,
создаётся иллюзия реальности.

Это живая книга комиксов.
Комиксы оживают.

(Музыка)

Боно: Они мифы.

Эти герои комиксов —
современные мифы.

ПП: ♪ Они верят. ♪

(Крики)

(Музыка)

(Аплодисменты)

ДжТ: Ой, что это было?

Цирк, рок-н-ролл, драма.

Что, чёрт возьми,
мы вытворяем на сцене?

Ещё одна история, очень кратко.

После посещения деревни
я переправилась через озеро

и увидела, что вулкан на другой стороне,

Гунунг Батур, начал извергаться,

ещё около ожившего вулкана
был другой, спящий.

Я не думала, что вулкан
причинит мне вред,

поэтому я была там.

Но ведь залезть наверх очень легко,
не так ли?

Ты хватаешься за корни,

ставишь ногу на небольшие выступы

и карабкаешься вверх,
и вот ты на вершине.

Я была со своим другом, актёром,

и мы воскликнули: «Давай залезем туда.

Давай проверим, сможем ли мы
подойти к самому краю

того ожившего вулкана?»

И мы полезли вверх
и добрались до вершины,

мы стояли на краю, на краю пропасти,

Роланд исчез в клубах дыма

на другом конце вулкана.

А я осталась одна на краю

той невероятной пропасти.

Помните песню?

Я стою на краю пропасти
и смотрю в жерло

спящего вулкана слева от меня.

Справа от меня — потоки лавы.
Она вырывается наружу.

А я стою во вьетнамках и саронге.
Это было очень давно.

И никаких альпийских ботинок.

А мой друг, мой безумный
французский друг-цыган

исчез в дыму, и я поняла,
что я не могу спуститься

тем же путём, которым пришла.
Я правда не могла.

Я отбросила камеру.
Я отбросила свои вьетнамки

и посмотрела на узкую дорожку
перед собой.

Я встала на четвереньки, как кошка,

и проползла на другую сторону

этой дорожки перед собой,

метров 10 или 20, точно не знаю.

Ужасно бушевал ветер,

а единственным путём перейти
на противоположную сторону

была та дорожка передо мной.

Я знаю, что вы все там были.

Вот она, чёрная полоса в моей жизни.

Моё испытание огнём.

Испытание огнём не только для меня,
но и для моей компании.

Мы выжили благодаря главной теме
спектакля Rise Above.

Хоть ты и упал, не сдавайся.

Всё в наших руках,

в руках моей компании.

У меня прекрасные помощники,
и только вместе,

как творцы, мы преуспеем.

Я уверена, вы понимаете меня.

И вам остаётся только идти вперёд,

тогда вы увидите что-то необычное

прямо перед собой.

Спасибо.

(Аплодисменты)