Вот так мы отвоёвываем Интернет

С помощью робота телеприсутствия Эдвард Сноуден на TED2014 рассуждает о контроле и свободе Интернета. Право на конфиденциальность данных, полагает он, не является вопросом выбора стороны, но требует фундаментального переосмысления роли Интернета в нашей жизни — и законов, защищающих его. «Ваши права важны, — говорит он, — потому что вы никогда не знаете, когда они смогут вам пригодиться». Интервью берёт Крис Андерсон вместе со специальным гостем — Тимом Бернерс-Ли.

Крис Андерсон [далее — КА]:
Права граждан,

будущее сети Интернет.

Я хотел бы поприветствовать на сцене TED

человека, который стоит
за этими откровениями, —

Эда Сноудена.

(Аплодисменты)

Эд находится где-то
на обширной территории России

и управляет этим роботом
со своего ноутбука,

то есть он видит то, что видит робот.

Эд, добро пожаловать на сцену TED.

Что ты видишь на самом-то деле?

Эдвард Сноуден [далее — ЭС]:
Ха, я всех вижу.

Это удивительно!

(Смех)

КА: Эд, несколько вопросов.

Тебя по-разному называли

за последние несколько месяцев.

Тебя называли осведомителем, предателем,

героем.

Какими словами ты бы сам себя описал?

ЭС: Любой, кто участвует

в этой дискуссии,

испытывает трудности в понимании того,
кто я, что из себя представляю

и как меня описать.

Но, как я думаю,

это не тот вопрос,
с которым должны возникать трудности.

Кто я, по сути дела,
не имеет никакого значения.

Если я худший человек в мире,

можете ненавидеть меня, но жить дальше.

Что действительно важно —
так это вопросы.

Что действительно важно —
так это правительство, которое мы хотим,

та сеть Интернет, которую мы хотим,

тип взаимоотношений между людьми

и обществами.

Я надеюсь, дискуссия будет продвигаться
к решению всех этих вопросов,

что мы и наблюдаем с течением времени.

Если бы мне пришлось описать себя,

я бы не стал использовать такие слова,
как «герой».

Я бы не сказал «патриот» или «предатель».

Я бы сказал, что я американец и гражданин,

как и все остальные.

КА: Напомним пару фактов тем,

кто не знает всю историю.

(Аплодисменты)

В это время, год назад, ты был на Гавайях

и работал в качестве консультанта АНБ.

Как системный администратор,
ты имел доступ

к их системам

и начал раскрывать
определённые секретные документы

некоторым отобранным тобой журналистам,

что привело к разоблачениям в июне.

Что подтолкнуло тебя к этому?

ЭС: Что ж,

будучи на Гавайях,

и много лет до этого
работая в разведывательном сообществе,

я видел много возмутительных вещей.

Разведчики делают много хорошего;

то, что сделать необходимо

и что всем на пользу.

Но есть и такое,
что заходит слишком далеко.

То, чего делать не надо;

решения, принятые в тайне

без осведомления общественности,

без согласия общественности

и даже без ведома
наших представителей в правительстве

о существовании этих программ.

Когда мне пришлось столкнуться
с этими проблемами,

я подумал про себя:

«Как я могу разоблачить их
наиболее ответственным образом,

с максимальной пользой для общества

и наименьшими рисками?»

Решения, пришедшие мне на ум,

точно не включали обращение в Конгресс,

где не было ни законов,

ни правовой защиты

для частного контрактора,

подрядчика в разведке, как я.

Был риск оказаться похороненным
вместе с информацией,

и общественность бы никогда
не узнала об этом.

Но ведь недаром первая поправка
к Конституции США

гарантирует свободную прессу —

благодаря ей СМИ могут занимать
антагонистичную позицию,

бросить вызов правительству,

а также работать с правительством совместно

для ведения диалога и дискуссии
о том, как мы можем

информировать общественность
о жизненно важных вопросах,

не ставя под угрозу
нашу национальную безопасность.

Сотрудничая с журналистами,

я вернул всю имеющуюся у меня информацию

американскому народу,

а не принял решение о публикации,

положившись на себя.

Итогом стала жаркая дискуссия

с активным участием правительства,

что, как я думаю, пошло на пользу всем.

И риски, которыми угрожало

и которые выдумало

правительство,

так никогда и не сбылись.

Мы так и не увидели
каких-либо доказательств

пусть даже одного примера нанесения вреда,

и по этой причине

я удовлетворён принятыми мною решениями.

КА: Позволь мне показать зрителям

несколько примеров твоих разоблачений.

Можно ли нам показать слайд?

Эд, не знаю, видно ли тебе,

но слайды вот здесь.

Это слайд программы PRISM.

Расскажи нам, пожалуйста,

что стало известно об этой программе.

ЭС: Лучший способ понять PRISM —

ведь на эту тему не было единства мнений —

это сначала поговорить о том,
чем PRISM не является.

Значительная часть обсуждений в США
была о метаданных.

Говорили, что это просто метаданные,
простые метаданные —

и говорили это в контексте конкретных
юридических полномочий,

называемых Раздел 215
«Патриотического акта», который допускает

своего рода несанкционированное
прослушивание телефонных разговоров,

массовое наблюдение по всей стране,

записи данных о телефонных разговорах
и прочее.

С кем вы говорите,

когда,

где вы путешествовали —

это всё относится к метаданным.

PRISM — это данные.

Это программа, с помощью которой
правительство может

подчинить корпоративную Америку,

заставить её выполнять

всю грязную работу для АНБ.

И даже несмотря на то,
что некоторые компании сопротивлялись,

некоторые из них —

думаю, Yahoo была одной из таких —

оспаривали эти действия в суде,
они все проиграли,

ведь их дела никогда
не прослушивались в открытом суде,

а только в тайном суде.

Кое-что из того, что мы видели,

кое-что в программе PRISM меня тревожит —

в качестве одного из аргументов
правительство США

заявило, что 15 федеральных судей

рассмотрели эти программы
и признали их законными,

однако они умалчивают о том,

что это были тайные судьи

в тайном суде,

основывавшие своё мнение
на тайном толковании права;

судьи, получившее 34 000 запросов
на выдачу ордеров

в течение более 33 лет,

и за 33 года отклонившие

только 11 из этих запросов.

Мы не хотим, чтобы эти люди
принимали решения о том,

какова должна быть роль
корпоративной Америки

в свободном и открытом
интернет-пространстве.

КА: На этом слайде

указаны даты,

когда различные технологические компании,
интернет-компании,

предположительно
присоединились к программе

и когда начался сбор данных от них.

Эти компании
отрицали сотрудничество с АНБ.

Как же АНБ собирало эти данные?

ЭС: В самом АНБ такая схема

называется «прямым доступом».

Для аналитика АНБ,

вроде меня,
работавшего аналитиком разведки

и ориентированного на китайских хакеров

и тому подобных, на Гавайях,

это значит, что данные были взяты

непосредственно с серверов компаний.

Это не значит,

что есть такая группа
представителей компании,

сидящих в прокуренной комнате
с агентами АНБ,

и заключающих закулисные сделки о том,

как этот материал будет передан.

Каждая компания решает это по-своему.

Некоторые из них несут за это
прямую ответственность.

Некоторые — косвенную.

Но суть в том, что,
когда мы говорим о том,

каким образом была получена информация,

мы получаем ответ: «От самих компаний»,

а не «Украдена по коммуникационным сетям».

Но важно помнить:

несмотря на то, что компании отбивались,

что они требовали:

«Давайте выполним всё по решению суда.

Давайте, сделаем это там,

где возможна своего рода
правовая экспертиза,

по итогам которой мы получим
основание для передачи

данных этих пользователей»...

В газете Washington Post в прошлом году
были опубликованы статьи,

которые не были так же хорошо освещены,
как история с PRISM,

и в них рассказывалось, что АНБ взломало

передачу данных между собственным
центром сбора данных

и компаниями Google

и Yahoo.

То есть даже несмотря на то,
что эти компании сотрудничают с АНБ,

хоть и вынужденно,

но, надеюсь, в законном порядке, —

АНБ этого недостаточно.

Именно потому необходимо, чтобы компании

упорно работали над способностью

гарантировать представление

интересов пользователей

и защиту их прав.

Думаю, что за последний год

мы все наблюдали,

как отмеченные на слайдах PRISM компании

вкладывали огромные усилия
в работу в этом направлении,

и я призываю их продолжать.

КА: Что ещё им необходимо делать?

ЭС: Самое значимое,
что может сделать сегодня

интернет-компания в Америке, прямо сейчас,

без консультации с юристами,

для защиты прав пользователей
во всём мире —

это включить SSL веб-шифрование

на каждой посещаемой
пользователем странице.

Это важно потому, что сегодня,

если зайти посмотреть
книгу «1984» на Amazon.com,

то АНБ сможет просмотреть записи об этом,

российские разведывательные службы
смогут увидеть эти записи,

китайские службы увидят эти записи,

французская служба, немецкая служба,

службы Андорры.

Всем им это доступно,
ведь записи не зашифрованы.

Amazon.com — мировая библиотека,

но не только они по умолчанию
не поддерживают шифрование,

вы и сами не можете выбрать
применение шифрования

при просмотре книг.

Это то, что нам нужно изменить.

Не только для Amazon —
я не хотел их обособить,

просто они отличный пример.

Всем компаниям необходимо перейти

на шифрованный просмотр страниц
по умолчанию

для всех пользователей,
которые сами не предприняли иных действий

или не выбрали какие-либо другие
специальные методы.

Это защитит тайну частной жизни и права

людей по всему миру.

КА: Эд, пойдём со мной в эту часть сцены.

Хочу показать следующий слайд здесь.
(Аплодисменты)

Это программа Boundless Informant
[англ. — «Информатор без границ»].

Что это такое?

ЭС: Придётся отдать должное АНБ

за использование говорящих имён.

Это одно из моих любимых
кодовых названий АНБ.

Boundless Informant —

это программа,
которую АНБ прятало от Конгресса.

Ранее Конгресс запрашивал у АНБ,

есть ли у них способ

дать хотя бы приблизительную оценку

количества перехваченных

американских коммуникаций.

АНБ отрицали такую возможность,
ответив, что не отслеживают такие данные

и не могут их отследить.

Нет возможности сказать,

сколько сообщений в мире
мы перехватываем,

потому что сказать об этом —

значит вторгнуться в вашу частную жизнь.

Я ценю их трогательную заботу о нас,

но, когда смотришь на этот слайд,
становится очевидно,

что у них не только
есть такая возможность,

эта возможность уже применяется.

Сбор таких данных уже в действии.

У АНБ есть свой собственный
внутренний формат данных,

отслеживающий коммуникацию по обе стороны,

и если он показывает,

что сообщение или звонок из Америки,

то АНБ может сообщить Конгрессу,
сколько таких сообщений

у них есть на сегодня, прямо сейчас.

Применение Boundless Informant показывает,

что в Америке перехватывается
больше сообщений

об американцах,

чем в России — о русских.

Не уверен, что такой должна быть цель

разведывательных спецслужб.

КА: Эд, была скандальная история
в Washington Post,

опять же, на основании твоих материалов.

Заголовок гласит:

«АНБ нарушало правила конфиденциальности

тысячи раз в год».

Расскажи нам об этом.

ЭС: То же мы слышали
на слушаниях в Конгрессе в прошлом году.

Это было невероятно для кого-то,
вроде меня,

кто пришёл из АНБ,

видел реальные внутренние документы,

знает, что в них,

видеть, как должностные лица
дают показания под присягой,

что не было никаких отступлений,

никаких нарушений правил АНБ.

Мы на тот момент уже знали
о грядущих разоблачениях.

Но что особенно интересно в этом,

в том, что АНБ нарушало

свои собственные правила и законы

тысячи раз в течение каждого года,

включая тот случай,

один из 2 776,

затронувший более 3 000 человек,

или тот, где они случайно перехватили

все звонки в Вашингтоне, округ Колумбия —

удивительно во всём этом,

в этом докладе,
не привлёкшем особого внимания,

было не только то,
что имели место 2 776 нарушений,

но и то, что председатель
Комитета по разведке в Сенате США,

Диана Фейнштейн, не знала об этом докладе,

пока газета Washington Post не связалась с ней

с просьбой о комментариях по докладу.

После этого она запросила копию у АНБ

и получила её,

но до этого доклад
она никогда не видела.

Что это говорит о состоянии надзора

в американской разведке,

если председатель
Комитета по разведке в Сенате США

не знает, что правила нарушаются

тысячи раз в год?

КА: Эд, у некоторых из нас
возникает такой вопрос:

почему нас должна заботить

вся эта история со слежкой?

То есть если я не сделал ничего плохого,

то и беспокоиться не о чем.

Что не так с этой точкой зрения?

ЭС: Во-первых,

так мы отказываемся от своих прав.

Может, вы думаете:

«Вряд ли мне пригодятся эти права.

Я просто приму всё на веру,

давайте избавимся от них.
Какая разница.

Эти ребята всё сами правильно сделают».

Ваши права важны,

ведь никогда не знаешь,
когда они понадобятся.

Помимо того, это часть
нашей культурной самобытности —

не только в Америке,

но в западных государствах

и в демократических обществах
по всему миру.

Люди должны иметь возможность

взять телефон и позвонить семье,

иметь возможность
отправить текстовое сообщение

своим любимым,

люди должны иметь возможность
купить книгу онлайн,

путешествовать на поезде,

купить билет на самолёт

и не беспокоиться о том, как эти поступки

будут выглядеть
в глазах государственного агента,

может, даже агента не вашего государства,

через несколько лет,

как они могут неверно истолковать
эти поступки,

и что они будут думать о ваших намерениях.

У нас есть право на тайну частной жизни.

Мы требуем, чтобы ордеры
имели резонное обоснование

или индивидуальные подозрения,

ведь мы осознаём, что доверять кому-то,

любой государственной структуре

всю полноту нашего общения

в тайне и без надзора —

слишком большое искушение,
чтобы игнорировать его.

КА: Некоторые люди в ярости от того,
что ты сделал.

Я слышал недавно мнение Дика Чейни,

сказавшего, что Джулиан Ассанж
был комариным укусом,

а Эдвард Сноуден —
лев, отгрызший голову собаки.

Он думает, что ты совершил

тяжелейшее предательство

в истории США.

Что бы ты сказал людям,
которые так думают?

ЭС: Дик Чейни — тот ещё кадр.

(Смех)
(Аплодисменты)

Спасибо.
(Смех)

Думаю, это поразительно,
ведь в то время,

когда Джулиан Ассанж совершал
некоторые из его величайших поступков,

Дик Чейни говорил,

будто действия Ассанжа приведут к краху
государств во всём мире,

небо воспламенится

и моря вскипят,

а теперь это лишь комариный укус.

Не следует принимать на веру

раздутые заявления
об ущербе национальной безопасности

от такого рода должностных лиц.

Давайте предположим,
что эти люди действительно так считают.

Я бы сказал, что у них узкое понимание

концепции национальной безопасности.

Прерогативы людей вроде Дика Чейни

не обеспечивают безопасность народа.

Общественный интерес не всегда совпадает

с государственным.

Война против людей,
которые не наши враги,

в местах, не представляющих угрозы,

не обеспечивает нашу безопасность.

Это верно как для Ирака,

так и для сети Интернет.

Сеть Интернет не враг.

Наша экономика не враг.

Американские компании,
китайские компании

и любые другие —

часть нашего общества.

Это часть нашего взаимосвязанного мира.

Нас связывают узы братства,

и если уничтожить их,

подорвав стандарты, безопасность,

манеру поведения,

которые народы и граждане всего мира

ожидают, что у нас останется?

КА: Предполагается, что ты украл

1,7 миллиона документов.

Кажется, пока только
несколько сотен из них

были представлены журналистам.

Будут ли ещё?

ЭС: Абсолютно точно будут ещё.

У меня нет сомнений,

что самое важное

ещё только предстоит раскрыть.

КА: Подойди сюда. Я хочу спросить тебя

об этом конкретном документе.

Подойди, посмотри вот тут.

Думаю, эта история
для многих технарей в зале

наиболее шокирующая из тех,

что они слышали
за последние несколько месяцев.

Речь идёт о программе Bullrun.

Можешь объяснить, что это?

ЭС: Bullrun [англ. Булл-Ран — сражение
при Манассасе, штат Виргиния],

и снова поблагодарим АНБ
за их прямолинейность, —

это программа, названная в честь
битвы во время гражданской войны в США.

Британский аналог носит название Edgehill
[битва при Эджхилле]

в честь их битвы
во время гражданской войны.

Я считаю, что причина, по которой
программы так названы, в том,

что их цель —
наша собственная инфраструктура.

Это программы, с помощью которых АНБ

намеренно вводит в заблуждение
корпоративных партнёров.

АНБ говорит корпорациям,

что эти стандарты безопасны;

мол, давайте работать вместе с вами

для защиты ваших систем.

Но на самом деле они оказывают
этим компаниям

медвежью услугу, что приводит

к ухудшению безопасности их служб.

АНБ встраивает лазейки,

которыми сможет злоупотребить
не только оно само,

но и любой, у кого есть время и деньги

для обнаружения такой уязвимости,

cмогут также пользоваться ею

для доступа к глобальным коммуникациям.

Это очень опасно,

ведь если мы потеряем единый стандарт,

потеряем доверие к SSL, например,

который был конкретной мишенью

программы Bullrun,

то мы все будем жить
в менее безопасном мире.

Мы не сможем получить доступ
к своему банку

или к коммерческим службам,

не переживая о том, что есть люди,
отслеживающие наши действия

или использующие такие данные
в своих целях.

КА: Подобные решения также потенциально

открывают Америку для кибератак

из внешних источников?

ЭС: Абсолютно верно.

Одна из проблем,

опасное наследие,

доставшееся нам после 9/11, —

это традиционная двуличность АНБ.

Они были во главе агрессивных операций,

то есть взломов,

но также и отвечали
за оборонительные операции.

Традиционно оборона

всегда была важнее нападения,

исходя из принципа,

что американские секреты
просто дороже стоят.

Если взломать китайский бизнес

и украсть их секреты,

или взломать офис правительства в Берлине

и украсть их секреты,

то это имеет меньшую ценность
для американского народа,

чем уверенность в том, что китайцам

не удастся получить доступ
к нашим секретам.

Снижая безопасность
наших коммуникационных систем,

АНБ не только ставит мир под угрозу,

но и коренным образом
подвергает Америку опасности,

ведь интеллектуальная собственность —

фундамент нашей экономики.

Если поставить её под угрозу
из-за низкого уровня безопасности,

то придётся годами расплачиваться за это.

КА: Но ведь согласно прогнозам АНБ,

оно того стоило

в рамках защиты Америки от терроризма.

Несомненно, тогда это цена,
которую стоит заплатить.

ЭС: Если посмотреть на результаты

программ по пресечению терроризма,

становится ясно — цена не обоснована.

Это не пустое заявление.

Был проведён первый открытый суд,

первый федеральный суд,
который рассмотрел этот вопрос

публично

и признал эти программы тоталитарными

и, скорее всего, неконституционными.

Конгресс, имеющий доступ

к получению такого рода информации,

а теперь — и желание доступа,

выдвинул законопроекты по реформе

и две независимых группы экспертов
от Белого дома,

которые рассмотрели
все секретные доказательства

и заключили, что эти программы
ни разу не предотвратили

ни один теракт,

надвигавшийся на Соединённые Штаты.

Так что предотвращаем ли мы терроризм?

Представляют ли эти программы
хоть какую-то ценность?

Я считаю, нет, и все три ветви власти

американского правительства
тоже так считают.

КА: Неужели ты думаешь, что у них есть
какая-то более веская причина,

чем война с терроризмом?

ЭС: Извини, не услышал тебя. Повтори.

КА: Прости. Думаешь ли ты, что у них есть

более веская причина,
чем война с терроризмом?

ЭС: Да. Суть в том, что терроризм

всегда был тем, что мы, в мире разведки,

называли прикрытием действий.

Терроризм провоцирует

эмоциональный отклик,
позволяющий людям оправдывать

применение полномочий и программ,

которые бы при других обстоятельствах
не получили одобрения:

программы вроде Bullrun и Edgehill.

АНБ просило разрешение на их использование

ещё в 90-х годах.

Они просили ФБР
обратиться к Конгрессу с прецедентом.

ФБР так и сделало и подняло вопрос,

но Конгресс и американцы ответили: «Нет».

Они сказали, что такие программы
не стоят угрозы нашей экономике,

что нанесённый обществу урон

будет много больше полученных выгод.

Но мы были свидетелями того,
как в период после 9/11

АНБ, воспользовавшись секретностью
и прикрывшись терроризмом,

запустило эти программы в тайне,

не спрашивая мнения Конгресса

или американцев.

Вот от такого правительства,
скрывающегося за закрытыми дверями,

нам и нужно защищаться,

так как оно снижает нашу безопасность

и не имеет ценности.

КА: Подойди сюда на секунду.

У меня к тебе есть более личный вопрос.

Говоря о терроре,

многие расценят ситуацию,
в какой ты сейчас находишься

в России, весьма пугающей.

Ты, очевидно, слышал, что случилось,

какое наказание получил Брэдли Мэннинг,

сейчас — Челси Мэннинг.

Также была статья на Buzzfeed,

где говорилось, что есть люди
в разведывательном сообществе,

которые хотят, чтобы ты умер.

Как ты справляешься с этим?

Как справляешься со страхом?

ЭС: Это не новость,

что есть правительства,
которые хотят видеть меня мёртвым.

Я ясно дал понять снова и снова,

что каждый день, ложась спать,

я думаю о том, чтó я могу сделать
для американского народа.

Я не хочу причинять вред
собственному правительству.

Я хочу помочь ему.

Но тот факт, что они готовы

полностью игнорировать
процессуальные нормы,

готовы выносить обвинительный приговор

без ведения судебного разбирательства —

это то, против чего мы должны выступать;

как общество, мы должны
высказываться, что это неподобающе.

Мы не должны угрожать диссидентам.

Мы не должны
криминализировать журналистику.

И что бы мне ни пришлось сделать,
дабы положить этому конец,

я рад это делать, несмотря на риски.

КА: Теперь мне бы хотелось услышать мнения

нашей аудитории.

Я знаю, что отношение

к Эдварду Сноудену у всех разное.

Предположим, у вас два варианта:

вы рассматриваете сделанное им,

как в корне безрассудный поступок,

ставящий Америку под угрозу,

или как в корне героический поступок,

совершённый на благо Америки и всего мира

в долгосрочной перспективе.

Вот два варианта, которые я предлагаю.

Интересно посмотреть, кто проголосует

за первый —

безрассудный поступок.

Несколько рук поднялись.

Ещё несколько рук.

Сложно поднять руку,

когда Эдвард стоит прямо здесь,

но я вижу таких.

ЭС: Я вас вижу. (Смех)

КА: Кто голосует за второй вариант —

героический поступок?

(Аплодисменты) (Радостные возгласы)

Думаю, правомерно сказать,

что многие руку не подняли

и до сих пор обдумывают своё решение,

ведь, мне кажется, мнения на твой счёт

не разделяются по традиционным
политическим убеждениям.

Это не левые или правые,

не проправительственные,
не либертарианские или какие-то иные взгляды.

Отчасти это проблема поколений.

Ты часть поколения,
выросшего в сети Интернет,

и кажется, что тебя

до глубины души оскорбляет,

когда ты видишь, что творится нечто,

способное навредить сети Интернет.

Я близок к истине?

ЭС: Так и есть. Я думаю, это очень верно.

Это не вопрос о левых и правых.

Наши основные свободы —
и когда я говорю «наши»,

то имею в виду не только американцев,

но и всех людей в мире —

не вопрос выбора политической стороны.

Это то, во что верит каждый человек.

Мы все должны защищать эти свободы.

Мы, видевшие и знавшие

свободный и открытый Интернет,

должны сохранить эту свободу

для следующего поколения,
чтобы и они могли познать её.

Если мы не изменим ситуацию,

если мы не встанем на сторону перемен,

необходимых,
чтобы обезопасить сеть Интернет, —

не только для самих себя, но и для всех —

то мы потеряем эту свободу.

Это будет колоссальная потеря

не только для нас, но и для всего мира.

КА: Нечто подобное я недавно слышал

от основателя Всемирной паутины —

который, я думаю, сейчас с нами, —
сэра Тима Бернерс-Ли.

Тим, может, ты хочешь подняться
и что-то сказать?

У нас есть микрофон для Тима?

(Аплодисменты)

Тим, приятно видеть тебя. Поднимайся сюда.

На какой ты стороне, кстати?

Предатель? Герой?
У меня есть теория на этот счёт, но...

Тим Бернерс-Ли: Я бы мог дать
куда более исчерпывающий ответ

на этот вопрос, но мой ответ— герой,

раз уж нужно сделать выбор
из этих двух вариантов.

КА: Эд, думаю, ты читал предложение,

о котором говорил сэр Тим —

о новой «Великой хартии вольностей»
по борьбе за сеть Интернет.

Это имеет смысл?

ЭС: Безусловно. Моё поколение...

Мы выросли не просто зная о сети Интернет,

мы выросли в самой сети Интернет.

Хотя я никогда не ожидал,
что буду бороться

в такой непосредственной
и практической манере

и стану воплощением этой борьбы,

почти аватарным образом.

Всё же я думаю,
есть нечто поэтичное в том,

как один из сыновей сети Интернет

фактически стал ближе к ней

в результате выражения
своих политических взглядов.

Я уверен, что «Великая хартия вольностей»
для сети Интернет —

это именно то, что нам нужно.

Нам нужно закодировать наши ценности

не только в письменной форме,
но и в самой структуре сети Интернет.

Я надеюсь, что это

побудит каждого из вас —

не только здесь, в Ванкувере, но и в мире —

присоединиться и принять участие.

КА: Есть ли у тебя вопрос к Эду?

Тим Бернерс-Ли: Два вопроса.

Основной вопрос —

КА: Эд, ты всё ещё слышишь нас?

ЭС: Да, я слышу вас.
КА: А, он вернулся.

Тим Бернерс-Ли:
У вас на линии помехи

из-за прослушивания.

(Смех)

ЭС: Да, небольшая заминка у АНБ.

Тим Бернерс-Ли:
Перенесёмся на 25 лет вперёд

и подумаем.

Что, на твой взгляд, было бы

высочайшим достижением,

итогом текущих дискуссий о том,

какой мы хотим видеть сеть Интернет?

ЭС: Когда задумываешься о том,

как много мы можем достигнуть,

то ответ на этот вопрос,
на мой взгляд, ограничивается

только тем, что мы готовы вложить.

Сеть Интернет,
которой мы пользовались в прошлом,

была именно такой, какой она необходима
не только нам, как нации,

но и людям во всём мире.

Работая сообща и привлекая не только

технические умы общества,

но и, как вы сказали, пользователей,

людей по всему миру, содействующих
достижению этой цели

через сеть Интернет, через социальные сети,

тех, кто просто проверяет погоду,

кто полагается на Интернет каждый день,
как часть их жизни,

мы можем отстоять свои права.

Так мы получим не просто ту сеть Интернет,
что была у нас раньше,

но лучшую сеть Интернет,
лучшее настоящее,

нечто, что поможет нам
создать лучшее будущее,

не просто такое, на которое мы надеемся,

но такое, какое мы
не могли себе и представить.

КА: TED был основан 30 лет назад,
в 1984 году.

С тех пор многие

рассуждали о том,

что Джордж Оруэлл всё-таки ошибался.

Не Большой Брат следит за нами,

а мы сами, благодаря мощи сети Интернет

и доступности информации,
следим за Большим Братом.

Твои откровения своего рода вогнали кол

в сердце этого довольно
оптимистичного мнения,

однако ты по-прежнему считаешь,

что это ещё можно как-то исправить.

И ты тоже.

ЭС: Есть мнение, что власть

Большого Брата невероятно возросла.

В журнале Yale недавно
была юридическая статья,

в которой был сформулирован так называемый
принцип Банкстон-Солтани.

Суть этого принципа заключается в том,
что ожидаемая нами конфиденциальность

нарушается, когда возможности
правительственной слежки

становятся на порядок дешевле,

поэтому всякий раз, когда это происходит,
необходимо пересматривать

и балансировать наши права
на конфиденциальность.

Этого не было сделано ни разу с тех пор,

как возможности правительственной слежки

увеличились на несколько порядков.

Вот потому мы и столкнулись
с текущими проблемами.

Однако надежда ещё есть,

ведь возможности каждого из нас

также возросли благодаря технологиям.

Я живое доказательство того,

что человек может противостоять на равных

самым мощным противникам

и самым мощным разведывательным органам

в любой точке мира и победить.

По моему мнению,

это должно наполнить нас надеждой.

Нужно развиваться,

чтобы сделать технологии доступными
не только для технических экспертов,

но и для простых граждан во всём мире.

Журналистика не преступление.

Коммуникация не преступление.

Мы не должны быть под контролем
в своей повседневной деятельности.

КА: Не знаю точно, как пожать руку роботу,

но, полагаю, вот так. Рука вот здесь.
Тим Бернерз-Ли: Скоро и такое изобретут.

ЭС: Приятно было пообщаться.

Надеюсь, я на экране выгляжу
так же хорошо,

как и ваше изображение — для меня.

КА: Спасибо, Тим.

(Аплодисменты)

Газета New York Times
недавно попросила для тебя амнистию.

Был бы ты рад шансу вернуться в Америку?

ЭС: Конечно. Нет сомнений

что принципы, заложенные в основе

этого проекта —

это общественный интерес

и принципы, которые лежат в основе

журналистики Соединенных Штатов

и мира.

Если пресса говорит:

«Мы — за!» —

то это то, что должно произойти,

это мощный аргумент, но не последний.

Это нечто,
что должна решить общественность.

В то же время

правительство намекнуло, что они хотят

некой сделки,

что они хотят, чтобы я компрометировал

журналистов, с которыми работал,

если хочу вернуться.

Я хочу подчеркнуть:

я совершил этот поступок не для того,
чтобы быть в безопасности.

Я сделал это, потому что
это правильно,

и не собираюсь прекращать работу

на благо общественных интересов

ради себя.

(Аплодисменты)

КА: А пока,

благодаря сети Интернет и этой технологии,

ты здесь, в Северной Америке;

не совсем США —
в Канаде, если быть точным.

Любопытно, что чувствуешь?

ЭС: Канада не такая, как я представлял.

Намного теплее.

(Смех)

КА: Миссия TED —
«Идеи, достойные распространения».

Если сформулировать кратко,

какова твоя идея,
достойная распространения?

Прямо сейчас, в этот момент?

ЭС: Я бы сказал, последний год
был напоминанием о том,

что демократия может умереть
за закрытыми дверями,

но каждый из нас, как человек, рождается

за такими же закрытыми дверями.

Нет необходимости
отказываться от тайны частной жизни,

чтобы иметь хорошее правительство.

Нет нужды отказываться от своей свободы,

чтобы быть в безопасности.

Уверен, что сообща мы можем

и создать открытое правительство,

и сохранить тайну частной жизни.

Я буду рад работать вместе с людьми
по всему миру,

чтобы увидеть, как это произойдёт.

Большое спасибо.

КА: Эд, спасибо.

(Аплодисменты)