Почему произошёл Брексит, и что делать дальше?

Социолог Александр Беттс утверждает, что мы до безоразия плохо осведомлены о разобщённости нашего общества и о том, что Брексит стал результатом мало исследованного разногласия между теми, кто боится глобализации, и теми, кто принимает её. Как нам справиться с этим страхом, с растущим разочарованием в правящей политической элите и не скатиться к ксенофобии и национализму? Послушайте, что Беттс расскажет о четырёх шагах, которые после Брексита нужно сделать к миру без границ.

Я британец.

(Смех)

(Аплодисменты)

Никогда раньше фраза «Я британец»
не вызывала столько жалости.

(Смех)

Я родом с острова, где принято верить,

что последняя тысяча лет
отличалась стабильностью.

Исторически сложилось,
что мы вынуждали меняться других,

но сами этого не делали.

Поэтому для меня
было настоящим потрясением

проснуться утром 24-го июня

и обнаружить, что моя страна
проголосовала за выход из Евросоюза,

мой премьер-министр подал в отставку,

а Шотландия замыслила референдум,

который может положить конец самомý
существованию Соединённого Королевства.

Всё это было потрясением для меня

и множества других людей,

но в последующие несколько дней

из-за всего этого в моей стране произошёл

настоящий политический коллапс.

Звучали призывы к повторному референдуму,

словно после спортивного состязания

можно попросить соперника всё переиграть.

Все обвиняли друг друга.

Люди винили премьер-министра

в том, что он допустил сам референдум.

Лидера оппозиции обвиняли,
что он недостаточно боролся.

Молодые винили стариков.

Образованные — малообразованных.

Весь этот кошмар усугублялся,

пожалуй, самой большой трагедией:

за всю свою жизнь я не видел
такого высокого уровня

ксенофобии и расового насилия

на улицах Британии.

Люди сейчас размышляют, станет ли
моя страна «Маленькой Англией»

или, как выразился мой коллега,

мы превратимся в тематический
ретро-парк в стиле 1950-х,

дрейфующий в Атлантическом океане.

(Смех)

Но мой вопрос вот в чём:

должны ли мы были испытать такой шок?

Произошло ли всё это в одночасье?

Или же более глубокие структурные факторы
подвели нас к тому, что мы сейчас имеем?

Я хочу сделать отступление
и задать два основных вопроса.

Во-первых, что Брексит означает

не только для моей страны,

но и для всего мира?

И во-вторых, что с этим делать?

Как нам реагировать?

Итак, что означает Брексит?

Рассуждение задним числом очень полезно.

Брексит учит нас многому о нашем обществе

и об обществах во всём мире.

Он сделал очевидным то,
что мы до безоразия плохо осведомлены

о разобщённости нашего общества.

Результаты разделились в группах с разным
возрастом, классом и местом жительства.

Молодёжь была не очень активна,
но те, кто голосовал,

проголосовали за членство в ЕС.

Старшее поколение действительно хотело
выйти из Евросоюза.

По географическому признаку,
за союз особенно активно голосовали

в Лондоне и Шотландии,

а в других частях страны
мнения разделились почти поровну.

Это разделение нужно осмыслить
и принять всерьёз.

Если посмотреть глубже,
референдум учит нас важным вещам

о сути сегодняшней политики.

Современная политика больше не сводится
к борьбе «правых» и «левых»,

к решению вопросов о налогах и бюджете.

Дело в глобализации.

Современные политики делятся на тех,
кто поддерживает глобализацию,

и тех, кто её боится.

(Аплодисменты)

Если мы посмотрим,
почему люди голосовали за выход, —

их называют «ливерами»,
а их оппонентов — «римейнерами», —

то увидим два наиболее значимых фактора.

Первый — иммиграция, второй — суверенитет.

Эти вопросы говорят о том, что люди хотят
вернуть себе контроль над своей жизнью

и не чувствуют, что политики
защищают их интересы.

Эти же идеи означают страх и отчуждение.

Они говорят о возврате к национализму
и ограничениям,

которые многие из нас
сочтут недопустимыми.

Я хочу сказать, что ситуация
сильно усложнилась.

Либеральным интернационалистам —

а я уверенно причисляю себя к ним —
нужно найти себя в этой ситуации,

найти своё место,

чтобы понять, как мы до всего этого дошли.

Если взглянуть на результаты голосования
в Соединённом Королевстве,

то очевидны линии разделения.

Синим показано, где голосовали
за «остаться»,

красным — за «уйти».

Когда я это увидел,

меня лично поразило,
как мало я бывал в областях,

закрашенных красным.

Я вдруг понял, что за всю свою жизнь
я провёл в общей сложности всего 4 дня

в 50 областях, возглавляющих список

проголосовавших за выход из Евросоюза.

В некоторых из этих мест

я даже не знал названий
избирательных округов.

Я был в шоке:

это говорит о том, что такие, как я,

считающие себя открытыми, толерантными,
свободными от предрассудков,

возможно, знают свою страну и людей

намного хуже, чем хотели бы думать.

(Аплодисменты)

Вызов заключается в том,
что нам нужно найти способ

рассказать тем людям о глобализации,

понять, что они, возможно,
не имеют высшего образования,

что, возможно, они выросли без интернета,

не имеют возможности путешествовать,

что их, возможно, не убеждает то,
что убеждает нас

в наших либеральных кружках.

(Аплодисменты)

Это значит, что нам нужно обращаться
к более широким кругам и понимать их.

Из тех, кто голосовал «уйти», некоторые
ссылались на политику страха и ненависти,

провоцирующую вокруг ложь и недоверие,

к примеру, недоверие к идее,
что голосование за Евросоюз

может снизить число беженцев из Европы,

при том, что голос за выход из ЕС
не касался вопроса иммиграции

из стран, не входящий в ЕС.

Но большинство голосовавших
за выход из ЕС

в основном заботило разочарование
в правящей политической элите.

Для многих голосование
было формой протеста:

они чувствовали,
что не представлены в политике,

ни одна партия не выражает их интересы,

поэтому они отвергли действующую власть.

То же происходит по всей Европе
и всему демократическому миру.

Это видно из растущей популярности
Дональда Трампа в США,

из усиливающегося национализма
Виктора Орбана в Венгрии,

из растущей популярности
Мари Ле Пен во Франции.

Над всеми нашими странами
нависла угроза Брексита.

Поэтому второй вопрос,
который нам следует задать, таков:

как нам совместно ответить на этот вызов?

Всем, кто хочет создать открытое,
либеральное, толерантное общество,

абсолютно необходимо новое ви́дение

более толерантной,
недискриминационной глобализации,

при которой люди присоединялись бы к нам,
а не оставались «за бортом».

Такое ви́дение глобализации

должно начаться с осознания
положительного влияния глобализации.

Экономисты сходятся во мнении,

что от свободной торговли,
свободного движения капитала

и свободы передвижения между странами

выиграют все.

Специалисты по международным
отношениям согласны,

что глобализация приводит
к взаимозависимости

и через неё — к миру и сотрудничеству.

Однако у глобализации есть
и другое следствие — перераспределение.

Появляются выигравшие и проигравшие.

Возьмём, к примеру, миграцию:

известно, что в целом миграция
при любых обстоятельствах

оказывает положительное влияние
на экономику.

Но нельзя забывать,

что происходит перераспределение,

что — и это важно — приток
низкоквалифицированных мигрантов

может вызвать снижение зарплат
у самых малообеспеченных слоёв населения,

а также повышает стоимость недвижимости.

Это не делает сам факт миграции
отрицательным,

но означает, что большему числу людей
нужно делиться благами

и осознавать их.

В 2002 году бывший генсек ООН Кофи Аннан

выступил в Йельском университете с речью

на тему всеохватной глобализации.

Именно в этой речи родился этот термин.

Он сказал, а я перефразирую:

«Стеклянный дом глобализации
должен быть открыт для всех,

иначе он не будет безопасен.

Нетерпимость и невежество —

проявление уродливой стороны глобализации,
дискриминационной и враждебной».

В 2008 году к идее всеохватной
глобализации вновь ненадолго вернулись

на конференции по прогрессивной власти,

в которой участвовали многие лидеры
европейских стран.

Но в период аскетизма
и финансового кризиса 2008-го года

об этой концепции практически забыли.

Тему глобализации
взяли на вооружение неолибералы.

Теперь она стала восприниматься
как часть элитарной политики,

а не как нечто полезное для всех.

Нужно вернуть глобализации

её всеобщий характер

Вопрос в том, как достичь этой цели?

Как, с одной стороны, бороться
со страхом и отчуждением,

а с другой — категорически не допустить

ксенофобии и национализма?

Это вопрос ко всем нам.

Как социолог я думаю,

что на начальном этапе
будет полезна социология.

Перемены должны быть не только
материальными, нужно изменить идеи,

и я хочу дать вам четыре стартовые идеи.

Первая касается гражданского образования.

В Брексите показательно

несовпадение общественного восприятия
и эмпирической реальности.

Существует предположение, что мы перешли
в «постфактическое» общество,

где свидетельства и правда
больше не имеют значения,

а ложь возведена до уровня
ясного и очевидного.

Так как же нам...

(Аплодисменты)

Как вернуть странам с либеральной
демократией уважение к правде и фактам?

Начать нужно с образования,

но прежде всего нужно осознать,
что есть больши́е провалы.

В 2014 году служба изучения
общественного мнения Ipsos MORI

опубликовала опрос общественного
мнения о иммиграции,

который показал, что по мере
увеличения числа иммигрантов

возрастает и общественная озабоченность
иммиграцией.

Опрос, конечно, не отразил
причинно-следственные связи,

поскольку результаты зависят
не только от цифр,

но и от политического и медиа- контекста.

Тот же опрос выявил

наличие существенной неосведомлённости

и заблуждений касательно
природы иммиграции в обществе.

В Великобритании, например,

люди преувеличивают процент иммигрантов,

ищущих убежище,

а уровень миграции в сфере образования
относительно миграции в целом

представляется им намного ниже,

чем он есть на самом деле.

Нам нужно справиться с заблуждениями,
с несоответствием

между представлениями и реальностью
по ключевым аспектам глобализации.

Нельзя полностью переложить
эту задачу на школы,

хотя важно начинать с детства.

Речь идёт о гражданской активности
на протяжении всей жизни,

об участии в общественной жизни,
которое поощряется в любом обществе.

Второе, в чём я вижу возможность, —

это поощрение более тесного взаимодействия
между различными обществами.

(Аплодисменты)

При взгляде на отношение
к иммиграции в Великобритании

мне бросается в глаза ирония,

по которой в самых терпимых к иммигрантам

районах моей страны

существует самый высокий
уровень иммиграции.

К примеру, больше всего мигрантов живут
в Лондоне и на юго-востоке Великобритании.

Эти же районы наиболее терпимы к приезжим.

А в регионах с самым низким
уровнем иммиграции

наиболее распространены нетерпимость
и предубеждение к мигрантам.

Нужно поощрять программы по обмену.

Нужно, чтобы у старшего поколения,
не имеющего возможности путешествовать,

был доступ в интернет.

Нужно поощрять на местном
и государственном уровне

развитие движения, участия,

взаимодействия с новыми людьми,

даже с теми, чьи взгляды
мы можем не разделять.

В-третьих, я считаю наиболее важной

и по-настоящему фундаментальной

необходимость обеспечить всем
равный доступ

к благам глобализации.

Эта иллюстрация из Financial Times
после Брексита действительно поразительна.

Здесь показано, что, к несчастью,
именно голосовавшие за выход из ЕС

больше всего выигрывали материально

от торговли в Европейским Союзом.

Проблема в том, что люди
в указанных регионах

не считали себя выгодополучателями.

Они не верили, что получают

материальные блага от роста
торговли и мобильности по всему миру.

Я много работаю над вопросами,
касающимися беженцев,

и есть одна идея,
о которой я постоянно говорю

в основном в развитых странах
по всему миру.

Вот она: чтобы способствовать
интеграции беженцев,

нельзя заботиться только о беженцах,

нужно решать острые вопросы наиболее
враждебно настроенных местных жителей.

С этой точки зрения

одна из рекомендаций к политике —

обеспечить непропорционально лучшие
образовательные и медицинские услуги,

а также доступ к социальным благам

в регионах с высоким уровнем иммиграции,

чтобы рассеять опасения
местного населения.

Хотя мы поощряем такую политику
в развивающемся мире,

дома мы не учитываем эти уроки,

не применяем их в собственном обществе.

Более того, если мы хотим
подойти к этому серьёзно,

нужно обеспечить людям получение
части экономических благ.

Нашему бизнесу, нашим компаниям
нужна такая модель глобализации,

которая учитывает,
что в них тоже работают люди.

И, наконец, четвёртая идея,
которую я хочу озвучить:

нам нужна более ответственная политика.

У нас очень мало
социологической информации

о сравнении отношений к глобализации.

Но из существующих исследований видна

большáя вариативность
между разными странами

и разными временны́ми периодами
в этих странах

в отношении таких вопросов,

как миграция и социальная мобильность,
с одной стороны,

и свободная торговля, с другой.

Одна из мыслей, которая возникает
при рассмотрении этих данных, такова:

поляризованные общества
намного менее терпимы к глобализации.

В таких обществах, которые в прошлом
существовали в Швеции,

а сейчас есть в Канаде,

в обществах с центристской политикой,

где «правые» и «левые» работают сообща,

в этих обществах люди
поддерживают глобализацию.

В современном мире мы наблюдаем
ужасную поляризацию,

неумение крайних политических сил
вести диалог,

слабость центристских политических сил,

тех, кто мог бы поощрять
коммуникацию и сознательность.

Может, сегодня у нас не всё получится,

но по крайней мере мы можем призвать
наших политиков и СМИ

перестать выражаться языком страха
и стать терпимее друг к другу.

(Аплодисменты)

Эти идеи ориентировочны,

так как этот проект должен быть общим
и учитывать разные мнения.

Я не перестаю быть британцем.

Я не перестаю быть европейцем.

Я не перестаю быть гражданином мира.

Для тех из нас, кто верит,

что одна сторона нашей личности
не противоречит другой,

есть ещё много работы,

чтобы сделать глобализацию общей для всех

и никого не оставить «за бортом».

Только так можно примирить
демократию и глобализацию.

Спасибо.

(Аплодисменты)