Природа повсюду, нужно лишь научиться её видеть

Что такое природа? Если определить её как что-то, нетронутое человеком, то такой у нас не осталось, — говорит писательница, защитник природы, Эмма Маррис. Она призывает нас рассмотреть другое определение природы, где под природой подразумевалась бы не только истинно дикая среда, но и городские островки диких растений. Наши дети должны знакомиться и взаимодействовать с этой городской природой, чтобы в будущем любить её и защищать.

Мы крадём природу у наших детей.

Говоря это, я не подразумеваю,
что мы уничтожаем природу,

которую они хотели бы сохранить,

хотя, к сожалению, так тоже происходит.

Речь здесь о том,
что наше определение природы

стало очень пуристским и строгим.

Согласно нашему же определению природы,

у наших детей вообще не будет природы,

когда они повзрослеют.

Но это можно исправить.

Позвольте объяснить.

Сейчас люди владеют половиной мира:

они там живут, выращивают урожай,
заготавливают лес,

пасут скот.

Если собрать всех людей,

то наш общий вес будет в 10 раз больше
вéса всех прочих млекопитающих.

Мы прокладываем дороги через лес.

Из-за нас на океанских пляжах
в песке скопились кусочки пластика.

Мы изменили химический состав почвы
с помощью искусственных удобрений.

И, конечно, мы изменили
химический состав воздуха.

Теперь, делая вдох,

вы вдыхаете на 42% больше
углекислого газа,

чем если бы жили в 1750 году.

Все эти и многие другие изменения

в совокупности послужили основанием
для формирования термина «антропоцен».

Этот термин, выдвигаемый
некоторыми геологами,

означает текущую эру,

где существенную роль играет
человеческая активность.

Пока это только неформальный термин,
но, полагаю, он помогает

осмыслить размах человеческого влияния
на жизнь планеты.

Где здесь природа?

Что считать природой в мире,
где на всё воздействует человек?

25 лет назад писатель, защитник природы,
Билл МакКиббен сказал,

что если природа отделена от человека,

а изменение климата,

вызванное человеком,
затрагивает каждый сантиметр Земли,

то природы больше нет.

Он даже назвал свою книгу «Конец природы».

Я с ним не согласна. Просто не согласна.

Не согласна с определением природы,
потому что мы по сути — животные.

Так? Мы эволюционировали на этой планете

в окружении всех остальных животных,
с которыми делим наш общий дом,

всех остальных растений и микробов.

Итак, я думаю, что природа —

это не что-то нетронутое
человечеством, людьми.

Думаю, что природа — во всём, что живёт,

везде, где есть много живых существ,

везде, где много зелени и синевы,
везде, где есть цветение, жизнь

и развитие.

Через призму этого определения

всё выглядит по-другому.

Я понимаю, что есть уголки природы,

которые мы воспринимаем иначе.

Такие места, как Йеллоустоун,

степи Монголии,

Большой барьерный риф

или Серенгети.

Те, о которых мы думаем,
как о райских местах,

не испорченных человеком.

По-своему, на них меньше воздействуют
наши повседневные занятия.

Во многих из этих мест нет дорóг,
или их мало

и всё в этом роде.

Но на самом деле люди сильно влияют
даже на эти райские уголки.

Возьмём, к примеру, Северную Америку,

раз уж мы сейчас здесь.

Где-то 15 000 лет назад,
когда сюда прибыли первые люди,

они начали взаимодействовать с природой,

в результате чего вымерло
большое число крупных животных,

от мастодонтов до гигантских ленивцев,

саблезубых тигров

и всех этих классных животных,
которых, к сожалению, уже нет с нами.

Когда эти животные вымерли,

экосистема не могла оставаться прежней.

Эффект домино превратил пастбища в леса,

изменил состав деревьев в лесу.

Даже в райских уголках,

идеальных на вид местах,

напоминающих нам о доисторическом прошлом,

на самом деле, мы видим
уже изменённый человеком ландшафт.

Не только доисторическими людьми,
древними народами, коренным населением —

всеми людьми вплоть до первых колонистов.

В других странах происходило то же.

Люди существовали нераздельно от природы,

долгое время оказывая на неё
существенное воздействие.

Совсем недавно, мне сказали:

«Но остались же ещё дикие места».

А я спросила: «Где? Где? Я хочу туда».

А мне ответили: «Амазонка».

А я: «А... Амазонка, я только что оттуда».
Там замечательно.

National Geographic отправили меня
в национальный парк Ману,

что на территории Перу.

Этот большой кусок непроходимого
тропического леса, где нет дорóг,

охраняется как национальный парк,

один из наиболее биоразнообразных
парков во всём мире.

Когда я добралась туда на каноэ,
то увидела там людей.

Люди жили там сотни и тысячи лет.

Они и сейчас живут там,
а не проплывают мимо сквозь джунгли.

У них разумное отношение к своей природе.

Они охотятся, выращивают злаки,

окультуривают дикие растения.

Они строят жилища из природных материалов,

стелют ими кровлю.

Они даже заводят в качестве питомцев
животных, которых мы считаем дикими.

Эти люди живут там

и взаимодействуют со средой разумно,

и это очевидно, когда смотришь на то,
где и как они живут.

В этом путешествии со мной был антрополог,

когда мы сплавлялись по реке,
он сказал мне:

«На Амазонке нет демографических пустот».

Эту фразу я хорошо запомнила,

потому что это значит,
что так происходит по всей Амазонии.

Люди там повсюду.

То же происходит
во многих тропических лесах

и не только.

Люди влияли на экосистемы в прошлом,

и они продолжают влиять на них в наши дни

даже там, где заметить это влияние сложно.

Итак, если во всех определениях природы,
которые мы используем,

говорится о том,
что она не тронута человеком,

что в ней нет людей,

то в результате у нас
вообще не остаётся природы,

следовательно, может,
все эти определения ложны.

Может, нужно определять её по количеству
различных видов живых существ,

по тому, как разнообразна в ней жизнь.

Если мы так и будем к ней относиться,

что мы получим?

Это по-настоящему чудесно.

Нас внезапно окружит природа.

Внезапно, увидя гусеницу бабочки монарха,

сидящую на листе,

мы поймём, что природа есть и здесь,

на этом заросшем травой участке
в Чаттануге.

Взгляните на этот пустырь.

На нём, наверное,

не менее дюжины разных растений,

к которым слетаются
всевозможные насекомые.

А ведь это абсолютно дикое место,
за ним никто не ухаживает.

Вот она, дикая природа
прямо у нас под носом,

и мы её даже не замечаем.

Это ещё и интересный парадокс.

Эта природа —

дикая, самостоятельно существующая часть

нашего городского, пригородного,
провинциального растительного окружения,

незамеченная нами,

возможно, на самом деле более дикая,
чем природа национального парка,

потому что там за всем в XXI веке

присматривает человек.

Озеро Крейтер на юге штата Орегон —
ближайший ко мне национальный парк —

это прекрасный пример местности,
словно пришедшей к нам из прошлого.

Но за ним тщательно присматривают.

Сегодня одна из проблем там —
вымирание белоствольных сосен.

Белоствольная сосна —
это красивое, чарующее...

Я бы сказала, что это чарующая мегафлора,

растущая на возвышенности,

и сейчас она переживает тяжёлые времена
из-за болезни,

серянки,

и короедов.

Чтобы справиться с этой напастью,
сотрудники парка высаживали

устойчивые к серянке белоствольные со́сны

даже там, где сохраняется «дикая» природа.

Ещё они распыляют в ключевых областях
средство против жуков,

как я видела, когда была там в походе.

И такие вещи встречаются намного чаще,
чем вы думаете.

Национальные парки охраняются.

Там поддерживают определённый объём
и структуру дикой природы.

Пожары тушат.

Пожары разводят.

Пришлые виды животных удаляют.

Коренные виды — возвращают.

Вообще, я посмотрела,

в национальном парке Банф в Канаде
делают всё, что я перечислила:

тушат и разводят пожары,

помечают волков,
вновь выпускают бизонов.

Чтобы эти места казались нетронутыми,
приходится много потрудиться.

(Смех)

(Аплодисменты)

По иронии, именно
самые любимые нами места

мы порой любим слишком сильно.

Многие любят посещать их,

но потому что эти места
остаются неизменными

на меняющейся планете,

со временем они становятся
всё более хрупкими.

А это значит, что это худший маршрут

для путешествия с ребёнком,

так как там абсолютно ничего
нельзя делать:

нельзя залезать на деревья,

нельзя рыбачить,

нельзя разводить костёр в глуши,

нельзя уносить из леса шишки.

Так много правил и запретов,

что с точки зрения ребёнка,

это худшая поездка на природу.

Дети не хотят идти в поход,

чтобы, прошагав пять часов
по красивой местности,

увидеть, какой открывается чудный вид.

Может, именно этого хотим мы, взрослые,

но дети хотят остановиться
в каком-нибудь месте

и просто быть там,
осваивать это пространство,

изучать его, построить там дом
или, например, крепость.

К тому же эти райские уголки

часто находятся далеко
от населённых пунктов.

Добираться туда дорого.
Посещать их нелегко.

А значит, эти места доступны
только избранным,

вот в чём настоящая проблема.

The Nature Conservancy провели опрос
среди молодёжи,

подростков спросили, как часто они бывают
на улице или на природе.

Только двое из пяти
проводили время вне дома

хотя бы раз в неделю.

Оставшиеся трое из пяти
постоянно находились в помещении.

Когда их спросили, почему так,
что мешает им быть на свежем воздухе,

61% респондентов ответили:

«Рядом с моим домом
негде гулять на природе».

Это же безумие. Очевидно, что это не так.

В США 71% населения живёт

не более чем в 10 минутах ходьбы
от городского парка.

Уверена, что в других странах
цифры такие же.

В статистике даже не учтены задние дворы,

городские ручьи, пустыри.

Все живут по соседству с природой.

Каждый ребёнок живёт рядом с природой.

Просто мы почему-то разучились её видеть.

Мы слишком много смотрели
документальные фильмы Дэвида Аттенборо,

где природа показана чертовски призывно...

(Смех)

...и мы забыли, как она выглядит,
а ведь она прямо за нашим порогом,

природа в дереве у дороги.

Вот вам пример: Филадельфия.

Вот заброшенная
надземная железная дорога,

вид снизу.

Можно подумать, это второй парк Хай-Лайн,
как на Манхэттене.

Похоже, но парком эта дорога
пока не стала,

хотя над этим работают.

Пока здесь ещё сохранился
тайный участок дикой природы

в самом сердце Филадельфии,

и если знать, где находится
проход в сетчатом ограждении,

можно забраться на самый верх

и увидеть эту дикую лужайку,

вознесённую над землёй посреди города.

Здесь каждое растение выросло из семечка,

попавшего сюда случайно.

Это абсолютно самостоятельная,
своевольная природа.

И она в самом центре города.

Туда направили людей
провести что-то вроде биоисследования,

оказалось, что там более 50
разных видов растений.

И там не только растения.

Это действующая экосистема.

Там формируется почва,
поглощается углерод,

происходит опыление.

Это настоящая экосистема.

Учёные теперь называют
такие экосистемы «новаторскими»,

потому что зачастую в них превалируют
некоренные виды

и потому что они весьма необычны.

Они не похожи ни на что,
виденное нами раньше.

Мы очень долго не считали
эти новаторские экосистемы стóящими.

Мы говорим о восстановлении

лесных и сельхозугодий,
за которыми не нужен постоянный уход;

молодых лесов
по всему восточному побережью США,

где леса воспрянули, когда сельское
хозяйство переместилось западнее.

Конечно, речь идёт почти о всех Гавайях,

где распространены новаторские экосистемы,

в которых превалируют пришлые виды.

В этом лесу есть квинслендский клён,

есть нефролеписы из Юго-Восточной Азии.

Вы тоже можете создать
новаторскую экосистему.

Это легко —

просто не стригите газон.

(Смех)

Финский эколог Илкка Хански
сам провёл такой эксперимент.

Он просто перестал стричь газон,

а через пару лет студенты старших курсов

пришли на его участок
провести биологический «учёт»

и обнаружили 375 разновидностей растений,

включая два вымирающих вида.

Поэтому, когда забираешься на этот
будущий парк в центре Филадельфии,

когда тебя окружает дикая природа

в её разнообразии, изобилии, многоцветии,

можно посмотреть в сторону

и увидеть местную школу
или детскую площадку,

вот как это выглядит.

У этих детей есть,

по моему определению,

целая планета, которая полна природы,

а это как раз одно из немногих
«неприродных» мест.

Там нет ничего, кроме людей:
нет ни других растений, ни животных.

Я действительно хочу

прислонить сюда лестницу

и позвать всех детей туда,
на этот отличный лужок.

По-своему, именно в этом я вижу
стоя́щий перед нами выбор.

Если мы отвернёмся от этой природы,
сочтём её бесполезной или грязной,

то это равнозначно тому,
чтобы закатать её в асфальт.

В меняющемся мире

нам нужно очень внимательно подойти
к определению природы.

Чтобы не лишить наших детей природы,

нужно сделать две вещи.

Во-первых, не нужно считать природой
только то, что не тронуто человеком.

Это всегда было бессмысленно.

Тысячи лет природа
всегда соприкасалась с людьми.

И так почти не остаётся природы,
куда могли бы пойти или поехать люди,

природы, с которой они могли бы общаться;

наши дети не смогут к ней прикоснуться.

Отсюда следует второе,
что нам нужно сделать, —

нужно позволить детям
прикоснуться к природе,

потому что мы любим только то,
с чем соприкасаемся.

(Аплодисменты)

Сегодня мы сталкиваемся с серьёзными
глобальными экологическими проблемами.

Среди них — изменение климата.

А например, проблема утраты
ареалов обитания

порой не даёт мне спать.

Чтобы решить эти проблемы,

нам нужны умные, преданные делу люди,

которых заботит природа.

Единственный способ
вырастить поколение людей,

любящих природу, —

это позволить им соприкасаться с ней.

У меня есть теория «экологического форта»,

«природоохранного форта».

Все известные мне экологи, биологи
и любые другие специалисты,

занимающиеся охраной природы,

в детстве строили форты, крепости.

Если у нас будет поколение,
которое не умеет строить крепости,

то это будет поколение,
которому безразлична природа.

Я не хочу говорить этому ребёнку

из специальной программы,

по которой детей
из неблагополучных районов

возят в городские парки Филадельфии,

я не хочу говорить,
что цветок в его руке —

это некоренное растение, сорняк,
которое надо выбросить.

Лучше я поучусь у этого мальчика тому,

что, независимо от того,
откуда взялось растение,

оно красиво и заслуживает
внимания и любви.

Спасибо.

(Аплодисменты)