Потрясающие кадры заповедника Эверглейдс, находящегося под угрозой исчезновения

Сотнями лет люди считали болота и водно-болотные угодья преградами, которые надо избегать. Но для фотографа Мака Стоуна, документирующего истории о дикой природе заповедника Эверглейдс во Флориде, болото не преграда, а национальное достояние. Через свои потрясающие фотографии Стоун проливает свет на пренебрегаемую, древнюю и важную девственную природу. Его послание нам заключается в следующем: выйдите из дома и ощутите это на себе. «Просто сделайте это — опустите ноги в воду, — говорит Стоун. — Я обещаю вам, болото сделает вас другим человеком».

Мне очень посчастливилось

путешествовать по невероятным местам,

запечатлевая отдалённые пейзажи

и культуры мира.

Я люблю свою работу.

Но люди думают,
будто она состоит только из озарений,

рассветов и радуг.

На самом деле,
она больше похожа вот на это.

(Смех)

Это мой офис.

Мы не можем себе позволить
ночевать в шикарных отелях,

поэтому зачастую спим под открытым небом,

в чём есть своё преимущество,

если удаётся не промокнуть.

Мы также не можем себе позволить
дорогие рестораны,

поэтому едим то,
что предусмотрено местным меню.

И если уж забрёл в эквадорский па́рамо,

придётся кушать крупного грызуна
под названием «куй».

(Смех)

Но то, что делает нашу жизнь
немного более уникальной

и отличной от жизни рядового обывателя,

так это вечно точащая подсознание мысль,

что даже в самые безрадостные минуты
и моменты отчаяния мы думаем:

«Из этого может выйти отличный кадр,

здесь может получиться целая история».

Почему так важно рассказать историю?

Это помогает нам соприкоснуться
с культурным и природным наследием.

На юго-востоке США

наблюдается вызывающая тревогу
разобщённость между людьми

и природными зонами, благодаря которым
мы, собственно, здесь и находимся.

Мы воспринимаем мир визуально

и используем то, что видим,
чтобы чему-то научиться.

Конечно, большинство людей не станет

добровольно бродить по болотам.

Тогда как можно ожидать,
что эти люди будут выступать

за сохранение болот?

Этого ожидать нельзя.

Моя работа состоит в использовании
фотографии как средства общения,

чтобы помочь сократить разрыв
между наукой и эстетикой,

заставить людей говорить,

заставить их думать

и, надеюсь, в конечном итоге

не остаться равнодушными.

Я начал заниматься этим
15 лет назад здесь, в Гейнсвилле,

у себя на заднем дворе.

Я полюбил приключения и открытия,

полюбил исследовать разные места,

находящиеся в минутах ходьбы
от моего дома.

Можно найти множество прекрасных мест.

Даже спустя все эти годы

я всё ещё смотрю на мир глазами ребёнка

и стараюсь передать в фотографиях

то чувство изумления и любопытства

так часто, как только возможно.

Нам очень повезло,
потому что здесь, на юге,

нам посчастливилось обладать
относительно пустым «холстом»,

на котором можно написать
самые причудливые приключения

и невероятные впечатления.

Всё зависит только от того,
как далеко может нас увести воображение.

Многие посмотрят на это и скажут:

«Вот это да! Красивое дерево».

Но я вижу не просто дерево —

я вижу возможность.

Я вижу целые выходные.

Потому что в детстве именно такие образы

заставляли меня встать с дивана
и обследовать местность,

побуждали меня найти лес,

опустить голову в воду
и посмотреть, что там есть.

Я фотографирую по всему миру,

но даю вам слово:

то, что есть у нас на юге,

в нашем «Солнечном штате» [Флорида],

может потягаться со всем, что я видел.

Тем не менее наша индустрия туризма
продвигает совсем не то, что надо.

К 12 годам многие дети успевают
побывать в Диснейуорлде чаще,

чем покататься на каноэ

или пожить в палатке под звёздным небом.

Я ничего не имею против Диснея
или Микки Мауса — я тоже там бывал.

Но эти дети оказываются лишены
основополагающего опыта,

создающего настоящее ощущение
гордости и ответственности за место,

которое они называют домом.

Это осложняется тем, что ландшафты,

определяющие наше природное наследие

и питающие водоносный слой,
источник питьевой воды,

считаются пугающими, опасными и жуткими.

Когда наши предки
прибыли сюда, они остерегали:

«Держись подальше от этих нечистых мест.

Они полны злых духов и привидений».

Я не знаю, почему они так думали.

Но это привело к настоящей разобщённости,

негативному образу мышления,

из-за которого общественность
была безразлична и молчалива,

а окружающая среда оказалась под угрозой.

Мы живём в штате, окружённом
и ассоциирующимся с водой,

и тем не менее веками

болота и водно-болотные угодья

воспринимались как преграды,
которые надо преодолеть.

Поэтому мы относимся к ним
как к экосистемам второго сорта,

ведь они не имеют
большой материальной ценности

и, конечно же, являются прибежищем
для аллигаторов и змей —

надо признать, не самых очаровательных
представителей этих владений.

(Смех)

Стало общепринятым,
что хорошее болото —

это осушенное болото.

Фактически

осушение болот для развития
сельского хозяйства и региона

не так давно считалось
самой сутью охраны природы.

Но сейчас мы пошли на попятную,

потому что чем больше мы узнаём
об этих пропитанных влагой ландшафтах,

тем больше секретов мы постигаем

о межвидовых взаимоотношениях

и о взаимосвязи между средой обитания,
бассейном и миграционными маршрутами.

Взять, например, эту птицу —

лимонный певун.

Я люблю эту птицу,
ведь она — обитатель болот,

самый, что ни на есть.

Эти птицы гнездятся, спариваются
и дают приплод в этих первобытных болотах,

в этих заливных лесах.

Воспитав за весну свой молодняк,

они улетают за тысячи километров
через Мексиканский залив

в Центральную и Южную Америку.

Когда кончается зима

и наступает весна, они возвращаются.

Они пролетают тысячи километров
над Мексиканским заливом.

И куда же они летят? Где они приземляются?

На том же самом дереве.

Это сумасшествие.

Это птица размером с теннисный мяч!

С ума сойти!

Я использовал навигатор,
чтобы добраться сюда сегодня,

а ведь это мой родной город.

(Смех)

С ума можно сойти.

Что же происходит, когда эта птица
улетает через Мексиканский залив

в Центральную Америку на зимовку,

а потом наступает весна,
и она возвращается

и видит вот это:

покрытое свежей травой поле для гольфа?

Такие примеры очень привычны

здесь, в этом штате.

Это естественный процесс,
продолжающийся тысячи лет,

а мы только начинаем узнавать о нём.

Представляете, сколько ещё
предстоит узнать об этих ландшафтах,

если только мы сможем уберечь их.

Несмотря на всё богатство жизни,
которым изобилуют эти болота,

они пользуются дурной репутацией.

Многие люди испытывают дискомфорт
от мысли о преодолении вброд

тёмной воды флоридских болот.

И я их понимаю.

Но что мне особенно нравилось
в моём детстве в «Солнечном штате»,

это то, что многие из нас

живут с этим дремлющим,
но вполне ощутимым страхом,

что если окунуть ноги в воду,

там окажется что-то более древнее

и адаптированное к среде, чем мы.

Осознание того, что ты не господин,
нужно принимать с радостью.

Как часто в современной
городской жизни цифрового века

у вас есть шанс почувствовать
свою уязвимость

или подумать о том, что, возможно,
мир не был создан только для нас?

Последние десять лет

я выискиваю такие уголки,
где бетон уступает место лесу,

а сосны превращаются в кипарисы,

и отношусь к этим комарам и рептилиям,

ко всем неудобствам

как к подтверждению того,
что я нашёл настоящую дикую природу,

и я приветствую их.

Для фотографа, ратующего за охрану природы
и одержимого болотной водой,

было вполне естественным оказаться

в самом знаменитом болоте:

Эверглейдс.

Когда я рос в Северо-Центральной Флориде,

я слышал зачарованные названия таких мест,

как Локсахачи и Фэкахачи,

Коркскрю, Биг-Сайпресс.

Я начал проект, которому уже пять лет,

в надежде представить
Эверглейдс в новом свете,

более вдохновенном.

Я знал, что это будет нелёгким делом,
потому что эта зона занимает

примерно третью часть
территории Флориды, она огромна.

Я упоминаю Эверглейдс, и люди говорят:

«А, государственный заповедник».

Но Эверглейдс — не просто заповедник,
это весь бассейн,

начиная от цепи озёр Киссимми на севере,

а далее озеро Окичоби,

наполненное водой летних дождей;

озеро Окичоби выходит из берегов

и медленно разливает свои воды
по рельефу местности на юг,

соединяясь с рекой травы,
прериями меч-травы,

прежде чем сомкнуться
с зарослями кипарисов

и двигаясь дальше на юг
к мангровым болотам,

и наконец — наконец —
к Флоридскому заливу,

изумрудному сокровищу Эверглейдс,

крупной дельте

площадью более 2 200 кв. км.

Действительно, заповедник находится
в южной части этой системы,

но то, что делает его уникальным, —
это все эти притоки пресной воды,

берущие начало за 160 км к северу отсюда.

Поэтому политические или невидимые границы
ни в коей мере не защищают

заповедные места от загрязнённой воды
или от недостатка воды.

К сожалению, именно этого мы и добились.

На протяжении 60 лет

мы строили дамбы, мы иссушали
и вычерпывали Эверглейдс

до такой степени,
что теперь лишь треть воды

от прежнего объёма
доходит до Флоридского залива.

Эта история не солнечная и радужная.

Как бы там ни было,

история Эверглейдс неделимо связана

со взлётами и падениями
взаимоотношений человека

с природным миром.

Я покажу вам эти красивые кадры,

чтобы привлечь вас.

Завладев вашим вниманием,
я расскажу вам настоящую историю.

Мы берём вот это

и превращаем вот в это

пугающе быстро.

Чего многие люди не осознают,

так это масштаба того, о чём идёт речь.

Ведь Эверглейдс —
это не только питьевая вода

для семи миллионов жителей Флориды;

эти воды орошают
сельскохозяйственные поля,

круглый год снабжающие
помидорами и апельсинами

более 300 миллионов жителей Америки.

Именно это сезонное изменение
уровня воды летом

создало травяную реку 6 000 лет назад.

Как ни странно, оно же ответственно
за более чем 200 000 гектаров

бесконечной реки сахарного тростника.

Это поля, из-за которых в бассейн системы

сбрасывается огромный объём удобрений,

навсегда её изменяющих.

Но чтобы вы смогли не просто понять,
как эта система работает,

но и лично приобщиться к ней,

я решил разбить историю
на несколько повествований.

И начать её хочу с озера Окичоби —

бьющегося сердца экосистемы Эверглейдс.

Для этого я выбрал представителем

легендарную особь.

Это коршун-слизнеед,
обитающий в Эверглейдс.

Прекрасная птица.

Раньше они гнездились тысячами,

тысячами на севере Эверглейдс.

Теперь число пар
уменьшилось примерно до 400.

Почему же?

Потому что у них только один
источник пищи — яблочная улитка,

водный моллюск размером
с мячик для пинг-понга.

Когда мы стали застраивать
Эверглейдс дамбами,

сооружать насыпи на берегах Окичоби
и высушивать водно-болотные угодья,

мы утратили среду обитания этой улитки.

Поэтому популяция коршуна-слизнееда упала.

Я хотел сделать фото, не только
показывающее это взаимоотношение

между водно-болотными угодьями,
улитками и коршунами,

но и рассказывающее о том,

как невероятно это взаимоотношение

и как крайне важна взаимозависимость

здоровых угодий и этих птиц.

Я обдумал идею со всех сторон,

начал набрасывать планы,
чтобы запечатлеть такой кадр,

и отправил это специалисту
по дикой природе в Окичоби,

ведь так как эта птица — исчезающий вид,
нужно разрешение на съёмку.

Я построил платформу,

на которой улитки находились
чуть ниже уровня воды.

Несколько месяцев я планировал
эту сумасшедшую затею.

Я взял эту платформу с собой
на озеро Окичоби,

где провёл больше недели по пояс в воде,

9 часов в день от рассвета до заката,

чтобы поймать один кадр,
который смог бы передать задуманное.

Вот тот день, когда нам это удалось:

[Видео: (Голос Мака Стоуна за кадром)
Установив платформу,

я посмотрел в сторону и увидел
коршуна над камышами.

Он осматривался и искал добычу.

И вот он прямо над приманкой,

и я вижу, что он заметил её.

Он устремляется прямо к приманке.

В тот момент все месяцы
планирования и ожидания,

все солнечные ожоги и комары

вдруг оказываются не зря.

(Мак Стоун на видео)
О, боже, не может быть!]

Вы не поверите,
как я был счастлив в тот момент.

Моя задумка была,

чтобы тот, кто никогда не видел эту птицу

и у кого нет причины переживать за неё,

увидев эти фото, эти новые ракурсы,

узнал бы немного нового
об одном только виде,

который делает этот бассейн
таким невероятным, ценным и важным.

Я понимаю, что здесь, в Гейнсвилле,

нельзя говорить
о животном мире Эверглейдс,

не упомянув аллигаторов.

Я с детства люблю аллигаторов.

Мои родители всегда говорили,
что у меня с ними нездоровые отношения.

Но мне нравится,

что они — пресноводный эквивалент акул.

Их боятся, ненавидят

и до печального не понимают.

Так как это уникальный вид,
аллигаторы не просто сверххищники.

В Эверглейдс

они архитекторы
самой системы Эверглейдс,

потому что когда уровень воды падает зимой

во время сухого сезона,

они выкапывают так называемые
аллигаторовы ямы.

Это нужно для того,
чтобы при падении уровня воды

они оставались во влажной среде
и могли добывать еду.

Это сказывается не только на них,

другие животные зависят
от этих взаимоотношений,

поэтому аллигаторы — ключевой вид.

Как показать сверххищника,
эту древнюю рептилию,

одновременно доминирующим в экосистеме

и в то же время уязвимым?

Для этого заходишь в яму,
где их примерно 120 штук,

и надеешься, что принял
правильное решение.

(Смех)

Всё нормально, все мои пальцы целы.

Но я понимаю, что мне не сплотить
вас таким образом,

не воодушевить этим лозунгом:
«Спасём Эверглейдс ради аллигаторов!»

Этого не случится,
потому что они повсюду,

мы их видим,

они — один из крупных успехов
движения по охране природы в США.

Но есть один вид в Эверглейдс,
который невозможно не любить,

кем бы вы ни были — розовая колпица.

Прекрасные птицы,
но им пришлось туго в Эверглейдс,

ведь раньше во Флоридском заливе
гнездились тысячи пар,

а к началу XX века

осталось две — две гнездящиеся пары.

Почему?

Потому что женщинам они больше нравились
украшением на шляпках,

нежели парящими в небе.

Потом торговлю перьями запретили,

и их численность начала восстанавливаться.

По мере того как количество птиц росло,

учёные стали присматриваться к ним,

стали их изучать.

Они обнаружили,

что поведение этих птиц напрямую связано

с ежегодным циклом
падения уровня воды в Эверглейдс —

явлением, характерным
для бассейна Эверглейдс.

Учёные выяснили, что эти птицы
начинали гнездиться зимой,

когда уровень воды падал,

так как они кормятся тактильно,
то есть должны трогать то, что едят.

Они ждут плотного скопления
рыбы в заводях,

чтобы добыть достаточно еды
для своих птенцов.

Эти птицы стали символом Эверглейдс —

видом-индикатором
здоровья данной экосистемы.

Когда в середине XX века
их численность стала возрастать —

стремительно до 900,
1 000, 1 100, 1 200, —

как только она пошла вверх, мы начали
осушать северную часть Эверглейдс.

Мы на две трети
остановили приток воды на юг.

Последствия были серьёзными.

И именно тогда, когда их численность
стала достигать пика.

К сожалению, в настоящее время
история розовой колпицы,

фото, отображающее реальность,
выглядит вот так.

Сейчас во Флоридском заливе
гнездится менее 70 пар —

так сильно мы нарушили экосистему.

Всякие разные организации
кричат и восклицают:

«Эверглейдс хрупкий, очень хрупкий!»

Это не так.

Он выносливый.

Несмотря на то, сколько мы у него
отобрали, сколько всего наделали, осушили,

вычерпали и сколько настроили дамб,

фрагменты его ещё здесь,
ждут, что их вновь соберут воедино.

Это я и люблю в Южной Флориде:

здесь неудержимая сила человечества

встречает на пути недвижимый объект
в виде тропической природы.

Здесь, на этом новом рубеже,
нам приходится делать переоценку.

Чего стоит дикая природа?

Какова ценность разнообразия форм жизни
или нашей питьевой воды?

К счастью, после десятилетий дебатов

мы начинаем действовать,
отталкиваясь от этих вопросов.

Мы постепенно запускаем проекты,

которые принесут
больше пресной воды в залив.

Но мы, как граждане, местные жители,
хозяева, должны проследить,

чтобы выбранные нами чиновники
выполняли свои обещания.

Чем вы можете помочь?

Это просто.

Выйдите из дома, поезжайте туда.

Возьмите с собой друзей, детей,

возьмите свою семью.

Наймите рыболовного гида.

Покажите штату, что защита дикой природы

приносит пользу не только экологии,
но и экономике.

Это же так здорово, просто сделайте это —
опустите ноги в воду.

Я обещаю, болото сделает вас
другим человеком.

Все эти годы мы были щедры

ко многим ландшафтам по всей стране,

делали предметом
американской гордости места,

которые теперь являются
частью нашего образа:

Большой каньон, Йосемити, Йеллоустон.

Мы считаем эти заповедники,
эти природные зоны

светочами и культурными ориентирами.

К сожалению, обычно Эверглейдс

к ним не причисляют.

Я верю, что он в той же мере
является ярким символом

нашей страны,

что и любое из названных заповедных мест.

Это просто другой вид дикой природы.

Я настроен оптимистически,

потому что, похоже,
мы начинаем одумываться,

ведь то, что считалось когда-то
болотистой пустошью,

сегодня — объект Всемирного наследия.

Это водно-болотное угодье
международного значения.

Многое изменилось за последние 60 лет.

Так как это самый крупный и грандиозный
проект по восстановлению болотного угодья,

взоры всего мира устремлены
на «Солнечный штат».

Ведь если мы исцелим эту экосистему,

это станет символом восстановления
водно-болотных угодий

по всему миру.

Нам решать, какого рода наследию
мы хотим посодействовать.

Говорят, что Эверглейдс —
самый главный экзамен для нас.

Если мы его сдадим, мы сохраним планету.

Я люблю эту цитату,

потому что это вызов, стимул к действию.

Можем ли мы это сделать? Сделаем ли?

Нам придётся, мы обязаны.

Эверглейдс — не только экзамен.

Это также дар,

за который в конечном счёте мы в ответе.

Спасибо.

(Аплодисменты)