Как мы обсуждаем сексуальное насилие в Интернете

Нам нужно более обдуманно подходить к использованию социальных сетей как инструмента общественного правосудия, считает писательница и активистка Иона Уэллс. Став жертвой нападения в Лондоне, Уэллс опубликовала в студенческой газете письмо преступнику, которое стало вирусным и дало старт кампании против сексуального насилия и осуждения жертв под названием #NotGuilty («НеВиновна»). В этом трогательном выступлении она описывает, как, поделившись с миром своей личной историей, подарила другим надежду, и приводит веские доводы против культуры онлайн-порицания.

Это было в апреле прошлого года.

Вечером с друзьями я отмечала

день рождения одного из них.

Мы уже пару недель не собирались вместе,

так что тот вечер был идеален.

В конце вечера

я успела на последний обратный поезд
на другую сторону Лондона.

Поездка прошла гладко.

Я сошла на своей станции

и направилась к дому
в 10 минутах ходьбы от неё.

Свернув за угол на свою улицу

и уже видя впереди свой дом,

я услышала позади шаги,

возникшие как будто из ниоткуда

и приближавшиеся всё быстрее.

Прежде чем я успела
осмыслить происходящее,

чья-то рука зажала мне рот так,
что я не могла дышать,

и юноша позади повалил меня на землю,

несколько раз ударил головой о тротуар,

пока моё лицо не начало кровоточить;

он бил меня ногой в спину и шею

и начал меня насиловать,

сорвав с меня одежду,
и велел «заткнуться»,

когда я попыталась позвать на помощь.

С каждым ударом головы
о бетонную поверхность

в моём мозгу эхом отдавался вопрос,
терзающий меня по сей день:

«Неужели так всё и закончится?»

Я и не подозревала,
что меня преследовали всю дорогу

с того момента, как я покинула станцию.

Несколько часов спустя

я стояла раздетой перед полицейскими,

снимавшими порезы и синяки
на моём голом теле

в качестве доказательств.

Не много существует слов, чтобы описать
всепоглощающие чувства

уязвимости, стыда, горечи
и несправедливости, переполнявшие меня

в тот момент и ещё недели спустя.

Желая упорядочить эти чувства,

чтобы их было легче преодолеть,

я решила поступить самым
естественным для себя образом:

я написала об этом.

Это началось как катартическое упражнение.

Я написала письмо своему насильнику,

очеловечив его словом «ты»,

чтобы определить его как часть
той самой общины,

над которой он так жестоко
надругался тем вечером.

Подчёркивая лавинообразные последствия
его поступка,

я написала:

«Задумывался ли ты о своих близких?

Я не знаю, кто эти люди.

Я ничего не знаю о тебе.

Я знаю только то,

что ты напал не только на меня
тем вечером.

Я дочь, подруга,

сестра, ученица,

кузина, племянница,

соседка.

Я подавала всем кофе

в кафе под железной дорогой.

Все люди, с которыми я связана
таким образом,

формируют мою общину.

И ты напал на каждого из них.

Ты дискредитировал истину,
которую я не устану защищать

и которую олицетворяют все эти люди:

что в мире бесконечно больше
хороших людей, чем плохих».

Но, не собираясь позволять
одному этому инциденту разрушить

мою веру в единство моей общины
и человечества в целом,

я вспомнила теракты 7-го июля 2005 года
в лондонском транспорте.

Тогдашний мэр Лондона,
и даже мои собственные родители,

утверждали, что мы должны
продолжать пользоваться метро,

не давая себя ограничивать или менять

тем, кто внушил нам чувство опасности.

Я сказала напавшему:

«Ты произвёл атаку,

но теперь я возвращаюсь в метро.

Члены моей общины не будут бояться
идти домой затемно.

Мы будем садиться на ночные поезда

и ходить по улицам в одиночку,

поскольку не дадим себя подчинить мысли,

что при этом мы подвергаемся опасности.

Мы продолжим объединяться, как в армии,

когда любой член нашей общины
находится под угрозой.

И в этой битве ты не победишь».

Я написала это письмо...

(Аплодисменты)

Спасибо.

(Аплодисменты)

Я написала это письмо,

когда готовилась к экзаменам в Оксфорде

и работала там над студенческой газетой.

И хотя меня, к счастью, поддерживали
друзья и семья,

это было время одиночества.

Я не знала никого,
кто бы прошёл через такое.

По крайней мере, я так думала.

Из новостей и статистики я знала,
как распространено сексуальное насилие,

но не могла вспомнить ни одного человека,

который бы открыто говорил
о пережитом опыте подобного рода.

И я приняла отчасти спонтанное решение

опубликовать своё письмо
в студенческой газете,

надеясь достучаться до тех в Оксфорде,

у кого мог быть схожий опыт
и кто чувствовал бы себя так же, как и я.

В конце письма

я попросила других
поделиться своим опытом

под хэштегом #NotGuilty («НеВиновна»),

чтобы подчеркнуть, что жертвы насилия
могут высказываться,

не чувствуя стыда или вины
за случившееся с ними,

чтобы показать, что все вместе
мы можем противостоять насилию.

Совершенно неожиданно
почти за ночь после публикации

это письмо стало вирусным.

Вскоре к нам поступали сотни историй

от мужчин и женщин со всего мира,

для публикации которых я запустила сайт.

Так хэштег положил начало кампании.

Австралийская мать в возрасте за 40
рассказала, как одним вечером вне дома

за ней в туалет зашёл мужчина

и стал хватать её за промежность.

Мужчина из Голландии описывал,

как был изнасилован на свидании в Лондоне,

и никто из уведомлённых об этом
не принял его всерьёз.

Мне в «Фейсбук» приходили сообщения
от людей из Индии и Южной Америки

с просьбой помочь им
развернуть кампанию у себя.

Одной из наших первых участниц
была женщина по имени Никки,

которая описывала, как в детстве
её домогался родной отец.

Друзья тоже открывались мне,

рассказывая о том, что пережили,
кто-то на прошлой неделе,

а кто-то много лет назад,
о чём я и не догадывалась.

Чем больше к нам приходило
таких сообщений,

тем больше стало появляться
сообщений оптимистичных,

от людей, вдохновлённых
нашим хором голосов

против сексуального насилия
и осуждения жертв.

Женщина по имени Оливия,

подвергшаяся нападению человека,

которому она доверяла и которым дорожила
очень долгое время,

сказала: «Я прочла многие
из здешних историй

и обрела надежду, что раз эти женщины
могут двигаться вперёд,

то я смогу тоже.

Я была вдохновлена многими

и надеюсь когда-нибудь стать
такой же сильной.

Уверена, что стану».

Люди по всему миру стали слать твиты
с этим хэштегом,

и письмо было перепечатано
в национальной прессе,

а также переведено
на несколько иностранных языков.

Но кое-что поразило меня во внимании СМИ,

привлечённом этим письмом.

Чтобы новость попала на первые страницы,

исходя из самого значения слова «новость»,

она, по идее, должна рассказывать
о чём-то новом или удивительном.

Но сексуальное насилие не ново.

Сексуальное насилие, как и другие
проявления беззакония,

постоянно отражается СМИ.

Однако благодаря кампании

эти случаи были поданы
не как часть новостных сводок,

это был личный опыт реальных людей,

единодушно строивших то,

чего им прежде не хватало:

площадку для высказываний,

уверенность в том, что они не одиноки
и не виноваты в случившемся с ними,

и открытый диалог, которой бы снизил
уровень стигматизации проблемы.

На переднем плане были голоса тех,
кого это коснулось напрямую,

а не журналистов или комментаторов
в социальных сетях.

Так это событие попало в новости.

Мы живём
в невероятно тесно сплетённом мире

с быстро растущими социальными сетями,

являющимися отличным ресурсом
для подстёгивания общества к переменам.

Но они также делают нас
всё более восприимчивыми

как к мелким неудобствам в духе
«ах, мой поезд задержали»,

так и к величайшим проявлениям беззакония:
войнам, геноциду и терактам.

Нашим рефлексом стало
реагировать на любое горе

твитами, хэштегами,
записями в «Фейсбуке» —

лишь бы показать окружающим,
что мы тоже отреагировали.

Проблема массового реагирования в том,

что иногда оно равно отсутствию
какой-либо реакции вообще,

во всяком случае,
в виде каких-то реальных действий.

Возможно, мы чувствуем себя лучше,

как будто внесли вклад
в общую скорбь или негодование,

но на самом деле это ничего не меняет.

Более того,

иногда так заглушаются голоса тех,

кто напрямую столкнулся с беззаконием,

чьи нужды должны быть известны.

Беспокоит также склонность
некоторых реагирующих

возводить ещё больше стен,

поспешно находя виноватых
и так надеясь по-простому решить

сложную проблему.

Один британский таблоид озаглавил статью

на публикацию моего письма:

«Студентка Оксфорда запускает онлайн
кампанию, чтобы пристыдить насильника».

Но мы не хотели никого пристыжать.

Мы давали людям шанс высказаться
и вынуждали других прислушаться.

Тролли в «Твиттере» не замедлили
поддержать беззаконие

комментариями об этносе
и классе человека, напавшего на меня,

таким образом пропагандируя
свои предубеждения.

Некоторые даже обвиняли меня в том,
что я всё выдумала

для пропаганды, цитата:

«феминистской идеи мужененавистничества».

(Смех)

Правда?

Как будто я скажу: «Ребята!
Извините, я очень занята,

я пытаюсь возненавидеть
всю мужскую популяцию

к 30 годам».

(Смех)

Я почти уверена,

что эти люди не стали бы
говорить такие вещи в лицо.

Но находясь за экраном
в уюте своего дома

во время просмотра

социальных сетей,

люди как будто забывают,
что делают нечто публичное,

что другие люди будут читать это
и будут этим задеты.

Возвращаясь к аналогии с поездами,

другим поводом для моей тревоги
в связи с шумихой, растущей

из нашей онлайн-реакции на беззаконие,

служит то, что очень легко скатиться
к изображению нас пострадавшими,

что приводит к пораженческим настроениям —

типу психологического барьера, мешающего
смотреть в будущее с оптимизмом

после неприятной ситуации.

За пару месяцев до начала кампании

и всего со мной случившегося,

я была на TEDx в Оксфорде

и видела там выступление
Зелды Ла Гранж —

бывшего секретаря Нельсона Манделы.

Одна из её историй сильно поразила меня.

Мандела был вызван в суд

Регбийным союзом ЮАР

после того, как поручил
расследовать их дела.

В зале суда

он подошёл к адвокатам Регбийного союза,

пожал им руки

и пообщался с каждым
на родном для того языке.

Зелда хотела возразить,

что у них нет права на его уважение

после причинённых ему неприятностей.

Он повернулся к ней и произнёс:

«Никогда нельзя позволять противнику
выбирать поле для битвы».

Впервые услышав эти слова,

я не совсем поняла, почему они так важны,

но почувствовала их важность
и записала в свой блокнот.

С тех пор я часто задумывалась
над этой фразой.

Месть или выражение ненависти

к тем, кто нарушил наши права,

кажутся инстинктивной реакцией
на несправедливость,

но нам нужно разорвать этот круг,

если мы хотим преобразовать
негативные проявления беззакония

в позитивные социальные перемены.

Делая обратное,

мы снова позволяем противнику
выбирать поле для битвы

и создаём систему,

в которой нас, пострадавших,

стравливают с ними, преступниками.

Но так же как мы продолжаем
пользоваться метро,

мы не можем позволить превратить
платформы для взаимосвязи и объединения

в поля заранее проигранных битв.

Но я не призываю к отказу от реакции
в социальных сетях,

потому что я почти полностью обязана им

развитием нашей кампании.

Я хочу, чтобы люди
продуманно подходили к тому,

как реагировать на несправедливость.

Сначала, я думаю, мы должны
задать себе два вопроса.

Первый: чем вызвано
чувство несправедливости?

В моём случае существует
несколько ответов.

Некто причинил боль мне и моим близким,

будучи уверен, что ему не придётся
отвечать за содеянное,

или не понимая уровня нанесённого вреда.

Мало того, тысячи мужчин и женщин
ежедневно переносят насилие,

часто незаметно для других,

но этой проблеме по-прежнему уделяется
меньше эфирного времени, чем другим.

Это до сих пор проблема,
в которой многие винят жертв.

Далее, спросите себя:
как, поняв эти причины,

я могу помочь их устранению?

Мы призвали нападавшего к ответу.
И многих других.

Мы вынудили их задуматься
над последствиями своих действий.

Мы выделили эфирное время
проблеме сексуального насилия,

открыли для друзей, семей, СМИ обсуждения,

долго бывшие закрытыми,

подчёркивая, что жертвы не должны
чувствовать вину

за случившееся с ними.

Возможно, мы ещё далеки
от полного решения этой проблемы.

Но таким путём

социальные сети можно превратить
в инструмент общественного правосудия,

в инструмент просвещения,
поощрения диалога,

привлечения внимания к проблеме
представителей власти

через рассказы тех,
кто столкнулся с ней лично.

Потому что иногда на эти вопросы
нет лёгких ответов.

По правде, почти никогда нет.

Но это не значит, что мы не можем
продуманно реагировать на них.

В случаях, когда вы не можете
придумать способа

справиться с чувством несправедливости,

вы можете задуматься не над тем,
что можете сделать,

а над тем, что можете не делать.

Вы можете не строить новых стен,
борясь с беззаконием предрассудками,

ненавистью.

Вы можете не перебивать тех,
кого непосредственно затронуло беззаконие.

Вы можете не реагировать на беззаконие,
только чтобы забыть о нём на другой день,

потому что «Твиттер» увлёкся
чем-то другим.

По иронии, иногда не отвечать мгновенно —

лучший образ действия,
который можно избрать.

Мы можем быть разгневаны, расстроены
и распалены несправедливостью,

но давайте продумывать свою реакцию.

Давайте сами вразумлять людей,
не опускаясь до поведения,

основанного на упрёках и произволе.

Давайте помнить

часто забываемые интернет-пользователями

отличия между критикой и оскорблениями.

Давайте думать, прежде чем говорить,

даже если перед нами экран
какого-либо устройства.

Поднимая шум в социальных сетях,

старайтесь не утопить в нём
голоса пострадавших,

а наоборот, поддержать их,

чтобы интернет стал местом,
где вы не исключение,

рассказывая о чём-то,
на самом деле случившемся с вами.

Каждый из этих подходов к беззаконию

задействует принципы,
на которых был построен интернет:

взаимодействие, установка связи,
соединение —

термины, подразумевающие
сплачивание людей,

а не их отдаление.

Если вы поищете в словаре
определения слова «правосудие»,

перед наказанием,

перед восстановлением справедливости,
перед уполномоченными органами

вы найдёте:

«Поддержание того, что правильно».

Я думаю, не много в мире
вещей, более правильных,

чем сплачивание людей,

чем единение.

И если мы позволим социальным сетям
осуществить это,

они на самом деле могут стать
мощным инструментом правосудия.

Большое вам спасибо.

(Аплодисменты)