Задолго до знаменитого утверждения Декарта «Мыслю, следовательно, существую» — и долгое время после — учёные и философы бились над так называемой проблемой тела и разума. Разум — это отдельная нематериальная сущность, управляющая плотью? Или, если это просто особенно неуловимая часть нашего физического тела, как он преобразует информацию наших физических органов в казалось бы нефизическиe явления, которые мы называем «мыслями»? Хотя ответы на этот вопрос обсуждаются бесконечно, новые исследования полагают, что частично проблема заключается в том, как мы формулируем сам вопрос, считая, что чувственное восприятие отделено от мышления. Возможно, это не так. Согласно традиционной модели нашего мышления, органы чувств передают информацию в мозг раздельно, далее она переводится в соответсвтующие мыслительные понятия: визуальные образы — в деревья, слуховые — в пение птиц, и так далее. Но иногда встречаются люди со смешанным восприятием, позволяющим им слышать цвета или чувствовать звуки на вкус. До недавнего времени общее мнение об этом явлении — синестезии — заключалось в том, что это возможно благодаря прямой связи частей мозга, ответственных за чувственные сигналы. Например, услышав звук си-бемоль, человек видит жёлтый цвет. Но новые исследования показали, что синестезия происходит благодаря нашему осознанию форм, цветов и звуков, которые воспринимают наши чувства. Для того, чтобы возникло кросс-чувственное ощущение, должны быть активизированы концептуальные идеи и понятия, которые разум ассоциирует с чувственным восприятием. Например, этот образ можно посчитать буквой «s» или цифрой «5». Синестеты ассоциируют их с разными цветами или звуками в зависимости от того, как они его определяют, хотя сама зрительная информация неизменна. В другом опыте синестеты составили новые цветовые ассоциации для незнакомых букв после того, как узнали, что это за буквы. Будучи зависимым от связи между идеями и ощущениями, феномен мышления, на котором основывается синестезия, называется «идеестезией». Синестезия бывает не у всех, хотя встречается чаще, чем полагалось ранее. Но сама идеестезия — важнейшая часть нашей жизни. Практически все ассоциируют красный цвет с теплом, а синий — с холодом. Многие согласятся, что яркие цвета, курсив и тонкие линии имеют более высокий тон, а приглушённые цвета — более низкий тон. И хотя многие эти ассоциации мы получаем из культуры, иные присущи даже младенцам и приматам. Можно предположить, что по крайней мере некоторые из них — врождённые. При просьбе выбрать из двух имён для этих форм люди из совершенно разных культур и с разными языками в подавляющем большинстве сошлись на «кики» для острой звёздочки и «буба» для округлой кляксы из-за самих звуков и формы рта, когда мы их произносим. Это даёт ещё больше ассоциаций в богатой семантической сети. Кики описывают как нервного и умного, а бубу считают ленивым и глупым. Всё это предполагает, что наши повседневные ощущения цветов, звуков и других стимулов находятся не на разрозненных сенсорных островах, а организованы в сеть ассоциаций подобно языковой сети. Благодаря этому мы понимаем метафоры, хотя логически они не имеют смысла, например, сравнение снега с белым покрывалом, основанное на общем ощущении мягкости и лёгкости. Возможно, идеестезия критически важна для искусства, которое основывается на соединении мыслей и чувств. В хорошем искусстве мысль и чувство улучшают друг друга, будь то прекрасное сочетание стихов и мелодии песни, тематическое содержание картины, подчёркнутое цветами и мазками, или хорошо построенный сюжет книги, переданный блестящим слогом. Но самое главное: сеть ассоциаций, составленная идеестезией, возможно, не только подобна языковой, а в сущности является её неотъемлемой частью. Вместо традиционного представления, что наши органы чувств сначала опознают набор цветов и форм или вибрации воздуха, а затем наш разум классифицирует их как дерево или сирену, идеестезия полагает, что эти два процесса происходят одновременно. Наше чувственное восприятие формируется нашим концептуальным пониманием мира. И они настолько связаны, что одно невозможно без другого. Если эта модель, полученная благодаря идеестезии, верна, она может иметь большое воздействие на некоторые острейшие научные и философские проблемы изучения разума. Без уже существующей концепции себя у Декарта не было бы «я», которому он мог бы приписать мышление. А без уже существующей сети взаимосвязанных и отдельных концептов, наше чувственное восприятие было бы однообразной массой, а не отдельными объектами, которые мы-таки понимаем. Задача науки — найти, где эта сеть находится, как формируется и как взаимодействует с внешними стимулами. Задача философии — осмыслить, что эта новая модель сознания означает для нашего самосознания и отношений с окружающим миром.