Я пришла, чтобы поговорить
о тяжёлых вопросах,

на которые есть
столь же тяжёлые ответы.

Моя тема — тайны домашнего насилия,

и вопрос,
который я постараюсь разъяснить,

это тот самый вопрос,
который задаёт каждый:

«Почему она не уходит?

Зачем женщине оставаться с человеком,
который бьёт её?»

Я не психиатр, не социальный работник

и не эксперт по насилию в семье.

Я просто рассказываю свою историю.

Мне было 22. Я только что окончила Гарвардский колледж.

Я переехала в Нью-Йорк
на свою первую работу

в качестве писателя и редактора
в журнале «Seventeen».

У меня появилась моя первая квартира,

моя первая маленькая зелёная кредитка
American Express,

и у меня появился очень большой секрет.

Мой секрет состоял в том,
что этот пистолет,

заряженный пулями «дум-дум»,
держал у моего виска

человек, которого
я считала своей половиной.

И так было много-много раз.

Человек, которого я любила
больше всех на свете,

держал пистолет у моей головы
и угрожал убить меня

больше раз, чем я могу даже вспомнить.

Я хочу рассказать вам
о «безумной любви»,

психологической ловушке,
замаскированной под любовь,

в которую миллионы женщин
и даже некоторые мужчины

попадают каждый год.

Это может быть и ваша история тоже.

По мне не скажешь,
что я пережила домашнее насилие.

У меня есть степень бакалавра
по английскому языку из Гарвардского колледжа,

MBA в области маркетинга
от бизнес-школы Wharton.

И большая часть моей трудовой биографии —
компании из списка Fortune 500,

в том числе Джонсон и Джонсон,
Leo Burnett и The Washington Post.

Я замужем уже почти 20 лет —
за моим вторым мужем —

и у нас трое детей.

Моя собака — чёрный лабрадор, и я езжу
на минивэне Honda Odyssey.

(Смех)

Первое, что я хочу сказать:
насилие в семье

может случиться с каждым —

с человеком любой расы, религии,
с любым уровнем дохода и образования.

Оно везде.

А второе, что
я хочу сказать: каждый думает,

что бытовое насилие
происходит с женщинами,

что это женский вопрос.

Не совсем так.

Свыше 85% домашних истязателей
составляют мужчины, и насилие

случается только в интимных,
взаимозависимых, долгосрочных отношениях,

другими словами — в семьях,

там, где мы никак не ждём
и не хотим насилия.

Это одна из причин, по которой
насилие в семье — такая запутанная тема.

Я бы сказала вам сама,
что я последний человек на земле,

который остался бы с мужчиной,
избивающим меня,

но на самом деле я была
очень типичной жертвой из-за своего возраста.

Мне было 22, а в Соединённых Штатах

женщины в возрасте
от 16 до 24 в три раза чаще

подвергаются насилию в семье

по сравнению с женщинами других возрастов.

Свыше 500 женщин и девочек этого возраста

каждый год погибают
от рук жестоких партнёров,

парней и мужей в Соединённых Штатах.

Я также была очень типичной жертвой,
потому что я ничего не знала

о насилии в семье, о предупреждающих
сигналах и сценариях.

Я встретила Коннора холодным,
дождливым январским вечером.

Он сел рядом со мной в Нью-Йоркском метро

и начал меня убалтывать.

Он рассказал мне две вещи.

Что он тоже только что окончил
университет из «Лиги Плюща»

и что он работает
в очень впечатляющем банке на Уолл-стрит.

Но наибольшее впечатление
при первой встрече на меня произвело то,

что он был умный и весёлый

и выглядел как мальчишка с фермы.

У него были такие большие щёчки-яблочки

и светлые пшеничные волосы,

и он казался таким милым.

Одной из самых умных вещей, которую
Коннор сделал с самого начала,

было создать иллюзию, что
я доминирую в наших отношениях.

Он делал это особенно усердно в начале,

обожествляя меня.

Мы начали встречаться, и он любил во мне всё:

что я была умной, что закончила Гарвард,

что я активно помогала девочкам-подросткам
и была увлечена своей работой.

Он хотел знать всё о моей семье,

моём детстве, о моих надеждах и мечтах.

Коннор верил в меня как в писателя и женщину,

так, как никто другой.

И он также создал волшебную атмосферу
доверия между нами,

признавшись в своём секрете:

с четырёхлетнего возраста

его неоднократно и жестоко мучил

его отчим, издевался так сильно,

что он был вынужден
бросить школу в восьмом классе,

несмотря на то, что он был очень умный.

Он провёл почти 20 лет,
восстанавливая свою жизнь.

Именно поэтому его престижный диплом,

работа на Уолл-стрит и блестящее будущее

так много значили для него.

Если бы вы сказали мне

что этот умный, смешной,
чувствительный человек, который обожал меня,

однажды начнёт указывать мне, краситься или нет,

решать, насколько короткой
должна быть моя юбка,

где мне жить, где работать,

с кем мне можно дружить
и где отмечать Рождество —

я бы рассмеялась вам в лицо,

потому не было ни намёка на насилие,
ни попыток манипулировать мной,

ни гнева в словах Коннора. Поначалу.

Я не знала, что первый этап

любого домашнего насилия —

это соблазнить и очаровать жертву.

Я также не знала, что второй этап —
изолировать жертву.

И Коннор не пришёл однажды домой и не заявил:

«Ты знаешь, все эти романтические
глупости — это конечно замечательно,

но мне нужно переходить к следующему этапу,

где я изолирую тебя и начну тебя бить».
(Смех)

«Так что мне нужно
увезти тебя из этой квартиры,

где соседи могут услышать твои крики,

и из этого города,
где у тебя есть друзья, семья,

и коллеги, которые могут видеть синяки».

Вместо этого Коннор пришёл домой
однажды вечером в пятницу

и сказал мне, что он бросил свою работу,

работу его мечты,

и что он сделал это из-за меня,

потому что со мной он почувствовал
такую безопасность и любовь,

что ему больше незачем
самоутверждаться на Уолл-стрит,

и он просто хочет уехать из города,

подальше от его жестокой семьи,

и переехать в крошечный городок
в Новой Англии,

где он смог бы начать
свою жизнь вместе со мной.

Я абсолютно не хотела
уезжать из Нью-Йорка

и бросать свою любимую работу,

но я думала, что нужно идти на жертвы
ради своего возлюбленного,

поэтому я согласилась, бросила работу,

и мы с Коннором уехали с Манхеттена.

Я и понятия не имела,
что это была безумная любовь,

что я шла прямо в аккуратно расставленные

физические, финансовые и психологические ловушки.

Следующий шаг
в сценарии семейного насилия —

продемонстрировать источник угрозы

и посмотреть, как жертва среагирует.

Так появились пистолеты.

Как только мы переехали
в Новую Англию — туда,

где Коннор должен был
чувствовать себя так безопасно, —

он купил три пистолета.

Один он держал в бардачке нашей машины,

Другой — под подушкой,

а третий постоянно носил в кармане.

Он сказал, что пистолеты ему нужны

из-за травмы, которую он пережил в детстве,

нужны, чтобы
чувствовать себя защищённым.

Но на самом деле это было послание мне.

И хотя он не поднимал на меня руку,

моя жизнь уже была в серьёзной опасности
каждую минуту и каждый день.

Коннор впервые физически напал на меня

за пять дней до нашей свадьбы.

Было 7 утра.
Я всё ещё была в ночной рубашке.

Я сидела за компьютером,
пытаясь закончить статью,

я была уставшей и раздражённой,

и мой гнев послужил Коннору поводом

схватить меня за шею обеими руками

и сдавить так плотно, что я не могла
ни дышать, ни кричать.

Держа меня так,

он несколько раз
ударил меня о стену головой.

Пять дней спустя, когда десять синяков
только сошли с моей шеи,

я надела мамино свадебное платье

и вышла за него замуж.

Несмотря на то, что случилось,

я была уверена,
что мы будем жить «долго и счастливо»,

потому что я любила его,
и он любил меня так сильно.

И он очень-очень сожалел.

Он испытывал сильный стресс из-за свадьбы

и перспективы семейной жизни.

Это был единичный случай,

и он никогда не причинит мне боль снова.

Это случилось ещё дважды
во время медового месяца.

Первый раз я была за рулём,
мы искали дикий пляж,

и я заблудилась,

а он ударил меня в висок так сильно,

что я несколько раз стукнулась головой

об окно машины.

А несколько дней спустя, когда
мы возвращались после медового месяца,

он был так взбешён пробками,

что бросил холодный Биг Мак
мне прямо в лицо.

Коннор продолжал избивать меня
раз или два в неделю

на протяжении
двух с половиной лет нашего брака.

Я ошибочно думала, что была уникальна

и одинока в этой ситуации.

Одна из трёх американских женщин

имеет опыт
бытового насилия или преследования,

а по информации CDC, 15 миллионов детей

испытывают насилие каждый год,
15 миллионов.

Так что, на самом деле,
я была в очень неплохой компании.

Вернёмся к ключевому вопросу.

Почему я жила с ним?

Ответ прост.

Я не знала, что это было насилие.

Несмотря на то, что он
приставлял пистолет к моей голове,

толкал меня с лестницы,

угрожал убить нашу собаку,

вытащил ключ из зажигания автомобиля,
когда я ехала по шоссе,

вылил кофейную гущу мне на голову,

как я одевалась перед собеседованием,

я ни разу не думала о себе,
как об избиваемой жене.

Наоборот, я была сильной женщиной,

любящей мужчину с серьёзной проблемой,

и я — единственный человек на земле,

который мог помочь Коннору
решить его проблемы.

Другой вопрос, который задаёт каждый:

почему бы просто не уйти?

Почему я не ушла?
Я могла уехать в любое время.

Для меня это самый грустный
и болезненный вопрос,

потому что мы, жертвы, знаем кое-что,
чего вы не знаете:

уйти от насильника очень опасно.

Потому что последний этап
семейной жестокости —

смерть жертвы.

Свыше 70% убийств
на почве бытового насилия

случается после того,
как жертва разрывает отношения,

после того, как она выходит из игры,

потому что тогда мучителю
уже нечего терять.

Другие варианты включают в себя
длительные преследования,

даже после того, как насильник
вновь вступает в брак,

лишение финансовых средств,

и манипуляции судебной системой

для устрашения жертвы и её детей,

которых суд по семейным делам
зачастую обязывает

проводить время без присмотра

с человеком, который бил их мать.

И мы ещё спрашиваем,
почему она не просто ушла?

Я смогла уйти

после одного последнего,
садистского избиения,

которое разбило все мои заблуждения.

Я поняла, что человек,
которого я так любила,

убьёт меня, если я ничего не предприму.

Поэтому я перестала молчать.

Я рассказала всем:

полиции, соседям,

друзьям и семье, даже незнакомым людям,

и сегодня я здесь потому,
что вы все помогли мне.

Мы склонны классифицировать жертв

как ужасные газетные заголовки:

«склонные к саморазрушению», «ущербные».

Вопрос «Почему она не уходит?»

для некоторых означает
«сама виновата, что осталась»,

как будто жертвы намеренно
влюбляются в тех мужчин,

которые стремятся их уничтожить.

Но с после публикации
книги «Безумная любовь»

я услышала сотни историй
от мужчин и женщин,

которые тоже спаслись,

которые извлекли бесценный жизненный урок
из того, что произошло,

и стали жить по-другому —
радостно, счастливо,

стали хорошими сотрудниками,
жёнами и матерями,

стали жить без насилия — как я.

Получается, что на самом деле я была
очень типичной жертвой бытового насилия,

и типичной выжившей.

Я вышла замуж повторно,
за доброго и нежного человека,

и у нас трое детей.

У меня есть чёрный лабрадор и минивэн.

То, чего у меня никогда

больше не будет,

так это заряженного пистолета возле виска,

который держит кто-то,
кто якобы любит меня.

Прямо сейчас, может быть, вы думаете:

«Ого, потрясающая история»

или «Ну и дурочка же она была».

Но все это время я говорила о вас.

Я могу с уверенностью сказать, что сейчас

меня слушает несколько человек,

которые подвергаются насилию,

или подвергались в детстве,

или сами истязают других.

Насилие может происходить
с вашей дочерью,

вашей сестрой,
лучшей подругой, прямо сейчас.

Я смогла положить конец
своей «безумной любви»,

нарушив молчание.

И я до сих пор пробиваю эту стену молчания.

Это мой способ помочь другим жертвам.

У меня к вам есть просьба.

Говорите о том, что вы слышали здесь.

Насилие процветает только в тишине.

В ваших силах прекратить
насилие в семье,

просто указав на него.

Нам, жертвам, нужна помощь каждого.

Нам нужно, чтобы вы все узнали

тайну семейного насилия.

Сделайте насилие видимым,
просто говоря об этом

со своими детьми, с коллегами,

с друзьями и семьёй.

Покажите переживших насилие,
как замечательных людей, достойных любви

и счастливого будущего.

Распознавайте ранние признаки насилия

и сознательно вмешивайтесь,

остановите этот процесс,
покажите жертве выход.

Вместе мы сможем сделать наши дома,

наши семьи, наш домашний очаг

безопасными и мирными оазисами,
которыми они и должны быть.

Спасибо.

(Аплодисменты)