Я гончар, что кажется весьма скромным призванием. Я много знаю о горшках. Я создаю их вот уже 15 лет. Одна из вещей, которая восхищает меня в моей творческой практике и в обучении гончарному мастерству, — то, что ты очень быстро учишься создавать великие вещи из ничего; то, что я провёл много времени с горами глины, пытаясь что-то сделать; и то, что предел моего потенциала, моих возможностей зависит от моих рук и воображения: если я хотел сделать действительно красивую миску и не знал, как сделать основание, мне приходилось учиться его делать. Этот процесс обучения был очень-очень полезным в моей жизни. Я чувствую, что будучи гончаром, ты также учишься лепить мир. В моей творческой практике были времена, когда я хотел отобразить другие очень важные моменты в истории США и истории мира, когда случались непростые вещи. Но как говорить о непростых идеях, не разделяя события и их участников? Можно ли использовать картины из старых пожарных шлангов из Алабамы для рассказа о сложностях с гражданскими правами в 60-е годы? Можно ли говорить о моём отце и обо мне c помощью трудовых проектов? Мой отец был кровельщиком, строителем, у него был собственный мелкий бизнес. В 80 лет он был готов уйти на пенсию, а его котёл для смолы стал моим наследством. Котёл для смолы — не слишком большое наследство, вовсе нет. Он вонял и занимал много места в моей студии, но я предложил отцу заняться со мной искусством, переосмыслить эту, казалось бы, никчёмную субстанцию, превратив её в нечто особенное. Используя материал и опыт моего отца, могли ли мы начать смотреть на смолу как на глину, по-новому, придавая ей разные формы, оценивая все возможности. После глины у меня возник интерес ко множеству других материалов, моя студия росла, потому что я думал, что имеет значение не материал, а умение придавать ему форму. Я всё больше и больше погружался в идеи и во всё больше и больше событий, происходивших вне моей студии. Чтобы вам было понятнее, скажу, что я живу в Чикаго. Сейчас живу на Южной стороне. Сам я с Западной стороны. Для людей, которые не живут в Чикаго, эти названия ничего не значат, но если не упомянуть, что я с Западной стороны, многие горожане очень расстроились бы. Я живу в районе Гранд-Кроссинг. Этот район видал деньки и получше. Далеко не коттеджный посёлок. В моём районе много заброшенных зданий, и пока я был занят изготовлением горшков и другим творчеством, строил свою творческую карьеру, за пределами моей студии происходило много событий. Мы все знаем о рынке аварийного жилья и проблемах запустения. Мне кажется, что в некоторых городах такие беседы ведутся чаще, чем в других. Но я считаю, во многих городах и пригородах США существует проблема запустения, проблема заброшенных зданий, с которыми уже никто не знает что делать. Я подумал, есть ли для меня способ увидеть в этих зданиях продолжение или расширение моей творческой практики? И что, если я бы занялся этим с другими творческими людьми — архитекторами, инженерами, агентами по финансированию недвижимости — и мы вместе подошли бы к проблеме реорганизации городов более комплексно? Я купил здание. Оно было очень дешёвым. Мы преобразили его. Мы сделали его настолько красивым, насколько смогли, чтобы просто попробовать сделать хоть что-то новое в моём квартале. После того как я заплатил за здание 18 000 долларов, денег у меня не осталось. Поэтому я стал подметать в здании, устроив своего рода представление. Это — перфоманс: когда люди заходили, я начинал подметать, потому что метла бесплатная и подметать — тоже бесплатно. Это сработало. (Смех) (Аплодисменты) Мы также использовали здание для выставок, небольших ужинов, и обнаружили, что это здание в моём квартале, Дорчестер, — теперь мы называем квартал «проекты Дорчестер» — что оно стало местом для различных видов занятий. Мы превратили здание в то, что сейчас называем «Архивным Домом». «Архивный Дом» позволил делать потрясающие вещи. Очень важные люди из города и пригородов внезапно оказывались в нашем районе. Тогда я подумал: «Может, между моей историей с глиной и этим новым зарождающимся явлением существует взаимосвязь. Может, мы начали потихоньку менять представление людей об облике Южной стороны города?» За одним домом последовали ещё несколько. Мы всегда старались навести на мысль, что важно не только создание красивого фасада, но также очень важно и то, что происходит внутри этих зданий. То есть мы не только думали о развитии, мы думали и о программе на будущее: о видах взаимосвязей, которые могли возникнуть между одним домом и другим, между одним соседом и другим. Это здание стало, как мы его теперь называем, «Домом Слушателя». Там есть коллекция выброшенных книг от «Джонсон Паблишинг Корпорейшн» и другие книги из старого книжного магазина, который закрывался. Я хотел оживить эти здания, насколько это было в моих силах, с теми, кто хотел ко мне присоединиться. В Чикаго потрясающий общий фонд зданий. Это здание — бывший наркопритон нашего квартала. Когда его забросили, у нас появилась прекрасная возможность по-новому взглянуть на его применение. Это место мы преобразовали в то, что сейчас называем «Блэк Синема Хаус». «Блэк Синема Хаус» стал местом, где показывали фильмы, которые были важны и актуальны для живущих вокруг меня людей. Если мы хотели показать старый фильм Мелвина Ван Пиблза, мы могли это сделать; если хотели посмотреть «Автомойку», мы могли. Это было потрясающе. Вскоре мы «переросли» это здание, и нам пришлось переехать в более просторное место. «Блэк Синема Хаус», сделанный из маленького кусочка глины, перерос в гораздо больший кусок глины, ставший моей студией. Я осознал, что для тех, кто любит разделение на зоны, кое-что из того, что я делал в этих покинутых зданиях, не было тем, для чего здание было предназначено при постройке, и существуют городские правила, гласящие: «Жилой дом должен оставаться жилым домом». Но что делать в районе, где никому не хочется жить? Если люди, имевшие средства уехать, уже давно уехали? Что делать с этими заброшенными зданиями? Я пытался пробудить их с помощью культуры. Мы обнаружили, что это так увлекательно для народа, и людям так понравился наш труд, что пришлось искать здания покрупнее. К тому времени, как мы нашли здания побольше, частично нам стали доступны ресурсы, необходимые для определения их роли. Банк, который мы называем «Банком Искусств», был в весьма плохом состоянии. Там было около двух метров стоячей воды. Этот проект было сложно финансировать, потому что банкам не был интересен район, людям не был интересен район — там ничего не происходило. Это была грязь. Там ничего не было. Он был бог знает где. Мы задумались, для чего ещё могло бы пригодиться это здание? (Аплодисменты) Так как слухи о моём квартале распространились, и множество людей начали его посещать, мы поняли, что банк теперь может быть центром для выставок, архивов, музыкальных представлений, и что есть люди, заинтересованные в проживании рядом с такими зданиями, потому что мы принесли тепло, мы разожгли своеобразный огонь. Один из архивов, что у нас там есть, — «Джонсон Паблишинг Корпорейшн». Мы также начали собирать реликвии американской истории от людей, живущих или живших в том районе. Некоторые из этих изображений унижают чернокожих людей, свидетельства непростых моментов в истории. И где ещё, как не в районе с молодыми людьми в вечном поиске своей самобытности, поговорить о некоторых расовых и классовых сложностях? Банк в некотором отношении представляет собой центр притяжения, который мы пытаемся превратить в очень мощный культурный узел. И если бы мы могли начать создавать больше таких центров и окружать эти здания зеленью, все эти купленные нами и восстановленные здания — их сейчас уже около 60-70 — мы могли бы создать миниатюрный Версаль, разбив вокруг этих зданий прекрасные зелёные зоны, (Аплодисменты) и тогда это место, где люди ни за что не хотели находиться, стало бы важным пунктом назначения для людей по всей стране и всему миру. В некоторой степени я до сих пор чувствую себя гончаром, ведь мы берём то, что находится на нашем гончарном круге, и пытаемся, используя свой опыт, создать ту миску, которая нам нужна. От миски мы перешли к дому, затем к кварталу, к району, к культурному округу, к городу. На каждом шагу были вещи, которых я не знал, им пришлось научиться. Я никогда в жизни столько не знал о правилах городского зонирования. Я никогда не думал, что придётся узнать. Но в результате я обнаруживаю, что это не только пространство для моей творческой практики — тут есть место для многих других творческих практик. Люди начали спрашивать меня: «Тистер, как ты планируешь расширяться?» и «Каков твой план устойчивого развития?» (Смех) (Аплодисменты) Я понял, что не могу быть везде. То, что кажется необходимым для таких городов, как Акрон, Огайо, и Детройт, Мичиган, и Гэри, Индиана, — там уже есть люди, которые верят в эти места, которые очень хотят сделать эти места красивыми; и зачастую люди, увлечённые местом, не имеют доступа к ресурсам, необходимым для создания классных вещей, или не имеют доступа к тем людям, которые могли бы помочь. Теперь мы начинаем давать советы по всей стране: как начать с тем, что ты имеешь, как начать с вещей, находящихся прямо перед тобой, как сделать что-то из ничего, как переделать твой дом, твой квартал или весь твой город. Спасибо большое. (Аплодисменты) Джун Коэн: Спасибо. Я думаю, многие люди после просмотра задумаются над вопросами, которые вы подняли в конце: как они могут сделать это в своём городе? Вы не можете быть везде и всюду. Дайте нам несколько советов о том, что вдохновлённые своим городом люди могут сделать для запуска проекта, подобного вашему? Тистер Гейтс: Очень важно задумывать это не просто как индивидуальный проект, например, переделки старого дома, а подумать, как связаны этот старый дом, местная школа, магазинчик на углу, и есть ли между ними некое взаимодействие. Можно ли увязать их между собой? Я обнаружил, что даже когда целые районы терпели крах, там всё равно ещё теплилась жизнь. Как обнаружить эту жизнь, найти заинтересованных людей? Как заставить людей, борющихся, вкалывающих по 20 лет, поверить в место, где они живут? Кто-то должен проделать эту работу. Если бы я был традиционным застройщиком, я бы только занимался зданиями, а потом вешал на окна табличку «Сдаётся». Я думаю, тут требуется больше кураторства, тут нужен заботливый подход: кого вы хотите здесь увидеть в будущем? Живут ли в этом месте люди, желающие развивать здесь своё дело со мной? Ведь я считаю, это не просто культурное пространство или жильё, должно быть воссоздание экономического ядра. Правильно размышлять обо всех этих вещах вместе. ДК: Тяжело заставить людей снова зажечь искру, если они тянут эту лямку уже по 20 лет. Есть ли какие-то методы, которые могут помочь до них достучаться? ТГ: Да. Думаю, сейчас есть много примеров людей, у которых это прекрасно получается. СМИ постоянно говорят, что такие районы полны только насилия. Тогда на основе вашего опыта и конкретного подтекста, подумайте, что вы можете сделать в своём районе, чтобы как-то с этим бороться? Я обнаружил, что если вы любите театр, для вас существуют фестивали уличных театров. Иногда у нас нет ресурсов в определённом районе, чтобы делать какие-то помпезные вещи, но, если мы можем найти способы собрать местное население и людей, которые могут оказать поддержку, то, когда они собираются вместе, уверен, могут произойти потрясающие вещи. ДК: Так интересно. А как проследить за тем, что создаваемые вами проекты — для нуждающихся, а не просто для толпы хиппи, которые тоже могут ими воспользоваться. ТГ: Это вы в точку. Я думаю, здесь начинаются сложности. ДК: Давайте разберёмся. ТГ: Сейчас район Гранд-Кроссинг на 99% заселён чернокожими. Мы знаем, что те, кто владеют там собственностью, отличается от тех, кого встречаешь каждый день на улице. Есть основания считать, что Гранд-Кроссинг уже в процессе превращения в нечто новое. Но есть ли способы создать жилищные или земельные тресты или предприятия с определённой миссией, которые станут защищать эти места? Ведь когда у тебя 7 500 пустых участков в городе, хочется, чтобы там что-то происходило, но тебе нужны организации, не просто заинтересованные в развитии, а организации, заинтересованные в стабилизации. Мне кажется, застройщики очень мотивированы, но другое дело — самосознание района, оно больше не существует. Как начать создавать необходимых «хранителей» района, которые гарантируют, что ставшие доступными для новых жителей ресурсы также распределяются среди людей, которые живут здесь долгое время. ДК: Это очень разумно. Ещё один вопрос. Вы привели такой убедительный аргумент в пользу красоты и её значения в искусстве. Найдутся те, кто будут спорить, что средства лучше потратить на основные нужды для малоимущих. Как вы отвечаете на это? ТГ: Я верю, что красота — это базовая услуга. (Аплодисменты) Я обнаружил, что когда есть ресурсы, недоступные для определённых городов с нехваткой ресурсов или районов, или общин, иногда культура — это то, что помогает зажечь искру. И хотя я не могу сделать всего, думаю, есть подход, в котором, если ты начнёшь с культуры и найдёшь людей, которые сделают вложения в свой район, другие смежные услуги начнут расти, а потом люди смогут потребовать, выразить своё мнение, и политические требования, необходимые для пробуждения городов, также становятся весьма одухотворёнными. ДК: По-моему, это вполне логично. Тистер, большое спасибо, что были с нами сегодня. (Аплодисменты) Спасибо. Тистер Гейтс. (Аплодисменты)