Начну с того, что если в аудитории есть дети, лучше вывести их прямо сейчас. Меня зовут Яэль Коэн, и я являюсь основателем кампании «К чёрту рак». Это движение, активизирующее поколение Y взаимодействовать с родителями для ранней диагностики болезни. Я уверена, многие из вас осведомлены, что у нашего общества большая проблема. Это то, что поражает нас всех вне зависимости от возраста, расы, пола или политических взглядов. И от этого ежегодно умирают миллионы. В 2008 году у 12 миллионов была диагностирована болезнь, 5 миллионов из них выжили, а остальные 7 миллионов ждал фатальный исход. Убийца в этом случае всем известен. Это апатия. Фактически, рак излечим. 90% случаев рака лечатся, если определены на первой стадии. В некоторых случаях — 95%. Это значительный результат даже для лучших видов терапии, и мы близки к лечению как никогда раньше. Спасибо. Будь это обычная простуда, мы бы считали её побеждённой. Это не означает, что исследования не важны или не нужны, без них не было бы даже этих 90%. Это означает, что ранняя диагностика — лучший способ лечения на данный момент. Так что проблема теперь в бездействии. Немедленная диагностика — это скоее лечение апатии, чем рака. Все мы знаем, что должны проверять рак, но мы этого не делаем. Мы должны преодолеть общий барьер самоуспокоенности для совершения необходимых действий. Если 90% случаев рака излечимы на первой стадии, то почему тогда 50% больных до сих пор умирают? Здесь мы уже должны обвинять не только сам рак. Нужно посмотреть в зеркало и осознать, что мы помогаем этому чудовищу своим безразличием. Моя история далеко не уникальна, но только я говорю о ней с этой позиции, потому что я смогла преодолеть бездействие ради своей мамы. Когда ей выдали плохие результаты маммографии, я стала одержимой. Я прочла каждую книгу, блог, статью, которые мне удалось найти. После официальной диагностики и краткой паузы на разбитое сердце, я вернулась к исследованиям и плану лечения мамы. В первый раз в жизни я осознала, что мама может умереть, и увидела, как плачет мой отец. Это обязательно должно случиться, чтобы мы начали действовать в наше апатичное время? Я основала «К чёрту рак», потому что могла это сделать. Мы поколение мгновенного удовлетворения и насмешливого подозрения. Если мы не можем сделать сами или не видим, как делают другие, нас трудно заставить поверить. Я не исследователь и не могу сделать научный вклад. И я не могу собирать миллиарды долларов на создание лекарства. Но я могу научить людей тому, как вылечить 90% случаев рака. Нужно обнаружить их на первой стадии. Я понимаю, что если смогу сделать лечение рака активным, а не пассивным, у нас будут шансы. Для меня это хорошая новость, она даёт нам силу и веру и призывает к действию, на котором процветает наше поколение. Я не знаю, было ли это эмоциональной реакцией или моим стремлением к контролю в безвыходной ситуации, но что-то заставило меня действовать. Я стремилась создать кампании, стряхивающие с людей самоуспокоенность, и задавалась вопросом о том, почему я поборола свою апатию? Как этого добиться? На мой взгляд, есть три причины, по которым люди выходят из состояния безразличия. В них нет определённого порядка. Первая причина — это наше эго. Мы, как и все дети до нас, думаем, что знаем больше, чем наши родители. Но в первый раз за всю историю, возможно, мы правы. И это из-за значительного развития технологий, образования и распространения информации в наше время. Я могу сообщить маме о землетрясении, случившемся шесть секунд назад благодаря Твиттеру, тогда как она ждёт шестичасовых новостей по ТВ. Наши беспрецедентные знания налагают большую ответственность. Ответственность лучше исследовать важные вещи, но ещё больше — ответственность учить других. Мы учим своих родителей больше, чем любое другое поколение. Будь то транс-жиры, TiVo или то, что узкие джинсы не всех красят, почему бы нам не научить их тому, что может спасти им жизнь? Чтобы преодолеть апатию, мы должны принять эту ответственность и превратить её в положительное изменение, обучая наших родителей. Другая причина наших действий в маркетинге. Это не что-то корпоративное и капиталистическое. Думаю, даже Маркс с этим бы согласился. Потому что маркетинг — это бесценный инструмент, заставляющий людей действовать. Хороший маркетинг проникает в мысли, управляя нашими действиями, решениями и помогая людям понять, почему что-то важно для них. Интерактивный и неортодоксальный язык наших кампаний позволил достучаться до публики, которая становится безразличной к шуму медии, окружающему их в повседневной жизни, особенно в социальной сфере. Мы сегодня так устали от рака, СПИДа, бедности и миллионов других проблем, которые требуют нашего внимания. Но что пробивается через шум? Кампании, которые людям близки и которые делают раннюю диагностику личной проблемой. Иначе что бы могло заставить апатичное население действовать? Другим побудителем к действию является смех. Звучит просто, и так оно и есть. Если мы смеёмся над чем-то, нам легче это обсуждать, а лёгкость — первый шаг к действию. Лично для меня юмор очень важен, поэтому в наших кампаниях мы используем юмор как стимул. Смех — лучшее лекарство в моей семье. Это наши узы, наша любовь, наша терапия. И это было так же во время лечения моей мамы. Заразительные всплески смеха были обычным явлением. Но несмотря на моё личное предпочтение, юмор очень эффективен в том, чтобы разговорить людей. В нашем офисе мы шутим о том, что наше воспитание не позволяет говорить о потребностях организма и ругаться. К чёрту всё это, мы будем делать и то, и другое. Потому что большинство ранних сигналов рака кажутся безвредными, но весьма неловкими. Если вы не можете над этим посмеяться, вы вряд ли станете об этом говорить. Уверена, многие не станут говорить о газообразовании в животе или о неспособности помочиться при людях, но будут обсуждать повседневные привычки Снуки. Так быть не должно. Увеличение размера лифчика — не всегда хорошо. И то, что ваш пенис должен расти, а яички — нет. Если потеряно чувство юмора, потеряно всё. Чтобы переступить через бездействие, мы должны быть заинтересованы, что и позволяет сделать юмор. Ещё он позволяет подойти к раку совершенно с другой стороны. Ранняя диагностика — не ракетостроение. Это знание истории вашей семьи, степени риска и распознание ранних сигналов рака. А ещё умение говорить с врачом и знать, какие нужны виды обследований. Теперь зная, что 90% случаев рака излечимы на первой стадии, что вы сделаете, когда уйдёте отсюда? Мы будем стремиться положить конец поздней диагностике рака. С помощью той же концепции, с которой мы боремся против вождения в нетрезвом виде, курения, глобального потепления. Мы изменим то, как мы думаем о раке. Вместо того, чтобы ждать и молиться, чтобы нашлось лекарство, мы должны сами активно искать рак на его излечимой стадии. Итак, ничего не менять, чтобы предотвратить рак, но запомнить, что 90% случаев рака излечимы на первой стадии, — это и есть наше долбаное лекарство. (Аплодисменты)